Из Серии «Краеведческие этюды»
Дом Герцога Лейхтенбергского
Одним
из самых замечательных зданий Петроградской стороны по праву можно назвать
доходный дом герцога Лейхтенбергского по Большой Зелениной, 28. Построенный в
1905 году по проекту Фёдора Фёдоровича фон Постельса, стал одним из самых
необычных памятников петербургского модерна. Во многом — благодаря огромному
мозаичному фризу. Фриз этот украшает подкровельную часть выходящего на улицу
парадного фасада. Мозаика покрывает всю верхнюю часть фасада, прерываясь лишь
оконными проёмами и фонариками, проливающими свет в пространства художественных
мастерских.
История появления в России герцогов Лейхтенбергских
необычна. Первым владельцем этого титула был пасынок Наполеона, сын императрицы
Жозефины от давнего брака с казнённым во время революции виконтом, Евгений де
Богарне (1781–1824). Наполеон любил опираться на поддержку родственников и
сделал пасынка вице-королём Италии. В 1812 Евгений возглавлял один из
вторгшихся в Россию французских отрядов, а затем — вместе с основным войском —
продвигался в сторону Москвы. Любопытное происшествие случилось, когда отряд
новоявленного итальянского вице-короля занял расположенный близ Звенигорода
Саввино-Сторожевский монастырь. Неожиданно ему, католику и почти что
революционеру, является ночью некий старец и предрекает, что тот вернётся домой
невредимым, если защитит монастырь от разграбления. Испуганный Евгений даёт
команду остановить грабёж, а в старце наутро по изображениям на иконах признаёт
самого основателя обители — св. Савву Сторожевского. По воспоминаниям потомков
вице-короля тогда же святой старец предрёк, что в лице своего сына он ещё
вернётся в Россию…
Евгений Богарне в 18-летнем возрасте. Он —
адъютант Наполеона во время Египетской кампании
И действительно, в отличие от многих других наполеоновских
генералов, Евгений возвращается во Францию без единой царапины, а после
низвержения Наполеона хотя и теряет титул итальянского вице-короля, но
счастливо избегает коснувшихся многих приближённых и родственников свергнутого
императора репрессий. Он был женат на дочери Баварского короля Максимилиана I Амалии, и тот, за деньги,
доставшиеся Евгению в качестве компенсации за отказ от вице-королевского
звания, уступает ему титул герцога Лейхтенбергского.
Иоганн Генрих Рихтер. Портрет Евгения Богарне
На смертном одре принц Евгений рассказывает своим детям о
странном происшествии, случившемся с ним в России. Но дети и думать не думают о
далёкой северной стране. Младшего из них в честь деда-короля назвали Максимилианом
(1817–1852). Неожиданно в 1835 году после скоропостижной смерти от
фолликулярной ангины скончавшегося через 2 месяца после свадьбы с португальской
королевой Марией II да Браганса брата Августа, Максимилиан наследует герцогский
титул. Это был тогда блестящий молодой офицер-кавалерист, который вёл в
Германии рассеянную жизнь, пользуясь своим родством с баварским королевским
домом. Впрочем, на Баварской службе он достиг звания командира кавалерийского
полка и был одним из претендентов на Бельгийский престол. И вдруг всё
переменилось для него.
Два портрета великой княжны Марии
Николаевны, в первом браке — герцогини Лейхтенбергской, княгини Романовской.
Слева акварель П.Ф. Соколова. Мария — совсем ещё девочка, но сколько
серьёзности в её голубых глазах! Справа портрет работы Карла Брюллова. Образ
холодной светской красавицы
Старшую и любимую дочь Российского императора Николая I звали
Марией. По воспоминаниям современников она была до странности похожа на своего
отца. Тот же властный нрав, тот же решительный взгляд серо-голубых, немного на
выкате глаз… Николай так любил дочку, что и представить себе не мог, что
когда-нибудь ей, как всякой великой княжне, придётся выйти замуж за
иностранного принца и навсегда покинуть Россию. А значит, нужно было найти
такого принца, который бы согласился оставить родину и принять Российское
подданство. Вот тут-то Мария Николаевна и знакомится с Максимилианом. Он был влюблён
настолько, что поспешил продать свои владения в Папской области и Наварре и на
вырученные деньги приобрести себе имение в Тамбовской губернии. Свадьба
состоялась в июле 1839 г. В подарок молодым Николай подарил сразу два дворца:
Мариинский на Исаакиевской площади в Петербурге и загородный в Сергиевке близ
Петергофа.
Молодой
Максимилиан Лейхтенбергский
С годами герцог Максимилиан Лейхтенбергский увлёкся
естественными науками. У него была собственная лаборатория в здании Главного
Штаба Гвардии. Он покровительствовал изобретателю гальванопластики физику Якоби
и на собственные средства создал для него мастерскую, где по методу Якоби
изготавливались статуи для Исаакиевского собора. Не те, что снаружи, а те, что
украшают собор изнутри, и которые нужно было сделать максимально более лёгкими.
Как и все родственники императорской семьи, герцог много занимался
благотворительностью. И поныне об этом напоминает название Максимилиановской больницы.
В 1839 герцог назначен почётным членом Академии Наук. С 31/XII-1848 он
становится управляющим Института Корпуса горных инженеров (нынешний Горный
институт). Герцог Максимилиан способствовал геологическому изучению России. Увы,
во время одной из своих инспекционных поездок на Уральские заводы он сильно
простудился и вскоре умер от обострения туберкулёзного процесса.
Герцог
Максимилиан в 1849. Он серьёзно болен туберкулёзом. Карл Брюллов. Портрет
написан на Мадейре, где в тот момент лечились оба
Потомки герцога Максимилиана и великой княжны Марии
Николаевны жили в России до самой революции. Они составили особую ветвь
родственников Императорской династии и помимо герцогского титула многие из них
титуловались князьями Романовскими и Их Императорскими Высочествами.
Старшим сыном герцога Максимилиана и отцом хозяина дома на
Большой Зелениной был герцог Николай Максимилианович Лейхтенбергский
(1843–1890), унаследовавший интерес к естественным наукам и бывший в 1865–1890
президентом Российского минералогического общества. Не смотря на больную ногу,
он успешно служил в кавалерии и в должности командира гусарской бригады
принимал участие в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Пользовался громадной
симпатией императора Александра II,
который любил его больше, чем других племянников и брал с собою в поездки по
России. Блестящему положению герцога при дворе повредил тайный морганатический
брак с дочерью коллежского секретаря Сергея Петровича Анненкова Надеждой
Сергеевной Акинфьевой (по первому браку). Не смотря на то, что, в конце концов,
Александр II простил своего любимца,
он, обидевшись, перебрался в Германию и жил, в основном, в доставшемся по
наследству от тётушки — Бразильской императрицы — замке Штайн. Там герцог
Николай пристрастился к морфию и преждевременно скончался в 1890 году.
Герцог Николай
Максимилианович Лейхтенбергский
От
этого брака родилось двое сыновей. Хозяин дома на Большой Зелениной, герцог
Николай Николаевич Лейхтенбергский (1868–1928), был старшим. Он вернулся в
Россию и поступил в гвардию. С 1891 служил в Лейб-гвардии Преображенском полку,
с 1912 полковник и адъютант Его Императорского Величества. Участвовал в Первой
мировой войне, награждён за храбрость шашкой, завещанной М.Д. Скобелевым для
вручения «первейшему полковому герою». В
отставку вышел в чине генерала, но ещё во время службы стал хозяином нескольких
домов в Петербурге, приносивших ему неплохой доход.
Герцог Николай
Николаевич Лейхтенбергский
К строительству дома на Большой Зелениной герцог привлёк
тридцатилетнего архитектора Фридриха Августа (или Фёдора Фёдоровича, как звали
его на русский манер) фон Постельса (5/IV-1873–5/V-1960). Это был настоящий
«русский немец», родившийся в Петербурге в лютеранской семье директора Лесного
института Фёдора Александровича (Фридриха Христиана Александра) фон Постельса.
В Императорской Академии Художеств учился Фёдор с 1893 года у Леонтия Николаевича Бенуа, и
влияние этого мастера, одного из создателей петербургской ветви северного
модерна, отчётливо прослеживается в его работах. Дом герцога Лейхтенбергского
стал второй по времени и, пожалуй, самой значительной работой молодого
архитектора. Увы, в результате революции, Россия потеряла этого художника, как
и многих других своих сыновей, расстрелянных, сгинувших в лагерях или искавших
счастья на чужбине. В смутное послереволюционное время фон Постелсу удалось
пробраться в Крым, а оттуда эмигрировать сначала в Швейцарию, а затем и в США.
С 1920 года он жил и работал в Нью-Йорке. В 1923 году открыл собственную студию
художественных иллюстраций «Studio of Theodore A. De Postels». Преподавал
перспективу, работал в общественных городских учреждениях в качестве
рисовальщика и архитектора-консультанта.
Во многом дом на Большой Зелениной — типичный для Петербурга
доходный дом. Шесть этажей, выходящий на улицу парадный фасад и два
классических «двора-колодца», несколько облагороженных, впрочем, устроенными в
их центрах сквериками. Надо сказать, однако, что предубеждение против
дворов-колодцев в значительной степени — результат недоразумения. Конечно,
квартиры, выходившие на улицу, стоили дороже. Но именно комнаты, смотревшие в
тихие закрытые дворы, были идеальным местом для обустройства спален, кабинетов
и прочих помещений, подходивших для частных, отвращённых от уличной суеты
сторон человеческой жизни. Особенностью дома герцога Лейхтенбергского было то,
что верхние его этажи предназначались для сдачи в наём художникам с
обустройством в них художественных мастерских. Пространство под крышею
прорезалось гигантскими застеклёнными световыми окнами, на переднем фасаде
оформленными в виде фонариков-эркеров, которые должны были улавливать столь
дефицитный в нашем городе солнечный свет. Наверное, герцог не забывал, что
знаменитые его бабушка и дед были в своё время Президентами Академии Художеств.
Разумеется, должен был напомнить об этом и протянувшийся через весь парадный
фасад фриз.
Пять
панно были созданы по эскизам Сергея Тимофеевича Шелкового (1870 — после 1919)
в знаменитой мозаичной мастерской В.А. Фролова, прославившейся благодаря
работам в храме Спаса-на-Крови. Тематика мозаик в доме герцога Лейхтенбергского,
однако, совсем иная. Это пейзаж, где-то сельский, где-то индустриальный, с
заводскими трубами, реками, парусниками, полями и горами. Необычны по форме и
размеру огромные куски смальты, использованные для создания мозаики. Понятно,
что расчёт делался на то, что рассматривать её будут издалека — с
противоположной стороны улицы. Разделённые лишь фонариками мастерских, панно
превращаются в гигантскую панораму, представляющую почти бесконечное
пространство единой России. Это не какой-то конкретный пейзаж, но как бы
выхваченные прожектором постимпрессионистической живописи фрагменты
общероссийского ландшафта. Тут видятся и серовские виды центральной России, и
сарьяновкие пейзажи Кавказа; и промышленные пейзажи конструктивистов, и
просушенные на южном ветру кузнецовские марины.
В нижней правой части последнего панно буква «Ф»
(монограмма фирмф Фроловых) и год создания (1905)
Очень
характерен для эпохи модерна и украшающий стены здания лепной орнамент. Он
напоминает не то фантастические цветы, не то загадочные морские организмы, не
то виньетки из билибинских иллюстраций к русским народным сказкам. В этом же
стиле выполнены и балконные решётки, оконные наличники, десюдепорты, барельефы,
заполняющие межоконные пространства. Соответствуют новому искусству начала XX
века и две женские фигуры, обрамляющие вход в центральную парадную. Своей
лёгкостью, какой-то устремлённостью к небесам, дом напоминает не столько
памятники традиционно тяготеющего к Скандинавии северного петербургского
модерна, сколько работы Гауди или французского ар-нуво…
Благодаря
своим мастерским, дом привлекал художников. Здесь жили и работали
скульптор-анималист Артемий Лаврентьевич Обер (1843–1917), интереснейший
живописец Василий Иванович Шухаев (1887–1973), примыкавший к «Миру искусств»;
скульптор-реставратор А.А. Рассадин, семья художников Рутковских — Николай
Христофорович (1892–1968), известный благодаря своим плакатам и открыткам
советской поры и работам в театре, и его жена — Варвара Аркадьевна
Раевская-Рутковская (1895–1974); автор прекрасных пейзажей советского
Ленинграда Александр Петрович Коровяков (1912–1993); прославившийся своими
зарисовками времён Великой Отечественной войны и считающийся автором «знамени
победы» Василий Алексеевич Бунтов (1905–1979) и его сын скульптор Борис
Васильевич Бунтов (1935–2001); живописец и автор посвящённых Ленинграду
литографий Лидия Ивановна Гагарина (1902–1984). Ещё одним предреволюционным
жильцом дома был отец известной революционной писательницы, возлюбленной
Гумилёва, Раскольникова, Радека и многих иных Ларисы Рейснер (1895–1926) —
юрист, революционер, один из авторов первой советской конституции Михаил
Андреевич Рейснер (1868–1928).
В
годы советской власти дому споспешествовала обычная коммунальная судьба. Он
порядком обветшал. Нельзя сказать, чтобы о нём совсем забыли: время от времени
появлялись какие-то публикации, дом упоминали в справочниках и путеводителях.
Но официально в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих
историческую, научную, художественную или иную культурную ценность» он был
включён только в 2001 году. Серьёзного капитального ремонта в доме не было, но
выходящий на Большую Зеленину знаменитый фасад был отреставрирован в 2007 году.
Вроде бы планируется реставрация дверей парадных и восстановление кованых ворот
во двор. Но ведь главная проблема у всех питерских домов одна: отсутствие
хозяина или хотя бы отвечающего за элементарный порядок дворника…
* *
*
Петроградская сторона — настоящий заповедник петербургского
северного модерна. Давно пора начать относиться к этому району города так же
серьёзно, как и к Адмиралтейской части. Нужно окончательно запретить здесь, как
и в исторической части Васильевского острова, снос старых зданий и
строительство отвратительных, никак не вписывающихся в архитектурную ткань
Петербурга монстров. Как показала история со сбитым демоном на Лахтинской
улице, мы вспоминаем, о памятниках культуры лишь в случае событий
экстраординарных. Да и то не на долго. Мы привыкли к красоте и не замечаем её
вокруг нас. Если мы хотим сохранить для потомков наш, неповторимый, сказочный,
мистический Санкт-Петербург, нам надо учится видеть его вокруг нас, удивляться
каждый раз заново его красоте и — познав, открыв для себя в очередной раз эту
красоту — сделать всё, чтобы сохранить её на века.
†
|
|
|
|
|
|
|
|
