Н. Теглева

Хирург

Рассказ о молодом враче, который ищет свой почерк

«Смена» № 172 (17222) от 28 июля 1982 года

Халат у Николая розовый, как и шапочка с тесёмками на макушке. Он единственный из врачей отделения откликнулся на предложение медсестры Альбины подрозовить халаты «фантазией». И вот уже фантазируют медики других отделений: врачей и сестер в больнице за сотню, а по цвету халата сразу видно, кто откуда; контакты устанавливаются легче.

Правда, кое-кто из коллег подобные вольности не приемлет совсем, считая, что это просто стремление выделиться. Николай Хлебович действительно многим отличается от молодых ординаторов, работающих с ним рядом, и не только внешним видом.

Надо сказать, что Николаю так просто его нововведения с рук не сходят; Его ругают за слишком упрощённый стиль описания, операций в специальном журнале — юридическом, по сути, документе. Однако Хлебович считает: записи в операционном журнале должны быть понятны не только врачу, но и медсёстрам, которые остаются на дежурстве. А значит, в любой момент тоже должны быть готовы принять экстренное решение, если это потребуется.

— У Хлебовича на всё есть своя точка зрения, свой профессиональный взгляд, — сказали мне в больнице его же коллеги. — Не все принимают эту точку зрения. Но бесспорно одно: с молодым хирургом Хлебовичем считаются.

За три года работы в 9-й городской больнице Ленинграда Николай Хлебович прооперировал более трёхсот человек. Это тоже доказывает: ему доверяют. Во всяком случае, родственники больных уже не просят, чтобы оперировал кто-нибудь поопытней.

Больше половины персонала больницы — молодёжь до тридцати лет. Пополнение ординаторов шло в основном за счёт выпускников институтов и молодых специалистов. Хлебович пришел в больницу, имея опыт работы в поликлинике и на «скорой помощи». Но первое знакомство с ней состоялось семь лет назад, после окончания института, когда он проходил здесь интернатуру — специализацию, так называемый седьмой курс. Конечно, Николай не был тогда еще настоящим врачом: студент, в сущности, временный человек в больнице. Между тем, посвящение в хирурги происходит не механически, не за одну неделю и, может быть, даже не за год, а лишь после того, как человек сделает и десять, и двадцать операций, вернёт людям здоровье, приобретёт опыт, знания и понимание своего места в избранной профессии.

В 9-й больнице Николай сначала работал дежурным врачом. Он только оперировал по «скорой» и палаты не вёл. В этой должности проработал всего месяц. Его быстро подняли на ступень выше — поставили ординатором.

Я слышала, как один больной Хлебовича после удаления желчного пузыря (сто камней!) рассказывал другому:

— Вам швы сняли? Нет? А я вот в душе мылся!

— Это… на какой?.. На одиннадцатый день после операции?!

Да, его больные раньше других встают на ноги, раньше у них заживают раны.

На третий день после операции Николай, снимает марлевую повязку со шва и поливает его всем известным клеем БФ. В результате образуется плёнка, с которой больной лежит до самого снятия швов. И не надо каждый день громыхать на каталке по больничным коридорам в перевязочную, когда каждая зазубринка в полу отдается болью. К тому же, переводя на язык производственный, это прямая экономия перевязочных материалов и производительных сил в лице медицинской сестры, которая по причине повсеместной нехватки медперсонала работает одна за двоих.

Делает ли в больнице ещё кто-нибудь так, как Хлебович? Говорят, что нет. Говорят, что это методика старая, отработанная, но хлопотная. Надо точно знать, кому это можно делать, кому — нет, и на какой день после операции. Надо изучить особенности организма, результаты анализов. Куда проще метод испытанный — марлевая повязка. Говорят, что Хлебович себе усложняет задачу, что это несущественно. Для специалистов — быть может. Для больных — очень.

Так было и с палатной любимицей восьмидесятивосьмилетней бабушкой Потаповой, которой Николай удалил желчный пузырь и которая «на своих ногах» ушла домой. Привезли ее поздно вечером. Хлебович — он в тот день дежурил — распорядился: «В 327-ю, молодежную, палату. Пусть понянчатся». (Санитарок-то тоже не хватает). Подмигнул: «Бабушка хорошая». И умчался в оперблок. Бабушка действительно была спокойная, только изредка охала, звала дочерей и крестилась.

Наутро собрался консилиум. Хлебович доложил: «Поступила... Назначены внутривенно... Спазматические явления прошли...» И отошел к окну.

Решение было одно: атрофированный орган требовал немедленного удаления.

— Ваше мнение, Николай Владиславович... Он резко повернулся:

— Я то же самое говорил ещё двенадцать часов назад!

Даже опытные врачи больницы считают его хорошим диагностом. Многие объясняют это его прекрасной эрудицией в области хирургии неотложных заболеваний. Да, Николай не пропускает ни одной новинки из специальных изданий. Но всё же идолом и богом своим считает клинический опыт. В нём на всех ступенях прогресса, всегда будет заключаться сила медицины. Личный опыт врача, озарённая этим опытом интуиция, по мнению Хлебовича, и дают возможность точно ставить диагноз, проникать в тайное тайных.

Большинство хирургов больницы прошли двухгодичную специализацию — ординатуру — в солидных клиниках, работали под началом опытнейших врачей, получили хорошую школу. Однако думающий специалист всё равно внесёт в свою работу что-то своё. Сколько невыдуманных ситуаций таит в себе операция, когда человек спасает человека. Надо только видеть руки Николая Хлебовича: какие они сильные и уверенные! Очень жаль, что бабушка Потапова не могла наблюдать за его руками. У неё никогда не возникло бы сомнения в исходе операции. Такие руки не ошибаются. В них как бы воплотилась в совершенной форме сама мысль врачебная.

По натуре он оптимист. Николай твёрдо держится убеждения, что всё на свете идет к лучшему, и оптимизм его неуязвим. К тому же он очень отзывчив. Больные это быстро распознают и тонко чувствуют. Поэтому часто в палатах и коридорах можно слышать: «Николай Владиславович, а не смогли бы вы...», «Николай Владиславович, что если...».

Теперь понятно, почему больные считают Хлебовича добрым доктором, пишут ему бесконечные благодарности.

Но бывает и так. Николай готовил к выписке двух женщин всё из той же 327-й палаты. Состояние после операций у них было одинаковое,— выздоравливали они быстро и считали денёчки до выписки. Но одна задавала на обходе массу вопросов, жаловалась на слабость, на сквозняки, на медсестёр, да так и выписалась с недовольным выражением лица, сетуя, что больница плохая, доктор невнимательный. Другая ушла днём позже, радостная, румяная. На прощание сказала Николаю то, что, может быть, лучше самых красивых слов благодарности: «Вы жизнь в меня вдохнули. Я теперь только вам и верю. Не дай Бог,— приступ аппендицита, попрошусь к вам. Только к вам». Замечу, что состояние у обеих было одинаковое, и слова Николая о том, что поправка идёт как нельзя лучше, одинаково убедительно звучали для той и для другой. Тогда в чём же дело?

Видно, такой подход к больному, что всё идет к лучшему, вы тёперь здоровы, — не всегда способен завоевать доверие пациентов. На одних это действует успокаивающе, на других — нет. Ведь больные с разными характерами, воспитанием. От поведения врача зависит успех лечения. Вселить оптимизм в человека можно и пожалев его. Очевидно, в первом случае требовался иной; более тонкий подход. В итоге человек ушёл из больницы, не веря в окончательное своё спасение. Но Хлебович-то знает, что у неё всё в порядке, и тешит себя тем, что через месяц-другой больная поймёт, что здорова, и всё было сделано, как надо.

Хлебович не просто знаком с врачебной этикой — он может применить к больному специальные методы, чтобы успокоить, выходить его. Например, психотерапию и иглоукалывание. Мог бы, если бы не нехватка сестёр (приходится самому зачастую ставить больным капельницы, записывать их на исследования и даже делать некоторые анализы), не бездействие по чьей-то халатности аппаратуры: «стоит», например, плазменный спектрофотометр, который может мгновенно выдать содержание кальция в крови. Ясно, что проблем у Николая хватает. И сам он, надо, сказать, переживает за всё: ведь из-за этого не всегда уделяет больным столько душевного внимания, сколько требуется. Но каким же должен быть тогда его рабочий день? Дома Николая, бывает, не видят по трое суток. Зато стоит ему появиться на пороге, бегут встречать папу второклассник Сашка и младший Ванюша.

Подолгу залёживается в футляре скрипка: Николай и сам не помнит, когда в последний раз брал её в руки. Единственное, что он себе позволяет, — инкрустации по дереву. За этим занятием ему хорошо думается.

Николай Хлебович из семьи биологов. Отец и дед — доктора биологических наук. Казалось, что биология впиталась в его кровь, что называется, с молоком матери, тоже, кстати, биолога. Впрочем, родители не препятствовали выбору: медицинский, значит, медицинский. Но семейные гены своё влияние, похоже, всё же оказали. Экспериментировать, осваивать новое, чтобы завтра был сделан ещё один шаг вперёд в науке, — этого профессионального принципа придерживается вся их семья. И Николай Хлебович тоже, первый в этой семье хирург.

Ко входу в Светлицу
В фамильный зал