Михаил Владимиров

 

Контакты: Санкт-Петербург, 197110, Пудожская 8/9-29. E-mail: mvv235@mail.ru

Т./факс: (812) 235-07-88, (921) 940-09-82 (мобильный). http://svetlitsa.spb.ru/

 

 

Путешествие из Петербурга по старой Петергофской дороге

 

Сценарий телевизионной программы

Часть I

 

Видеоряд

Аудиоряд

Время

Карета выезжает из ворот Зимнего дворца. Панорама Дворцовой площади. Титры.

Звук копыт. Музыка. Главная музыкальная тема программы — «Музыка на воде» Генделя.

 

Адмиралтейская набережная. Панорама Невы. Вдали памятник Петру I. Ведущий.

Автор: Сегодня мы отправимся в путешествие по старинной Петергофской дороге. Дороге, которую когда-то сравнивали с дорогой из Парижа в Версаль — так много было разбито вдоль неё парков, построено дворянских, великокняжеских и императорских дворцов. Весь путь от Петербурга до Петергофа — и дальше — до Ораниенбаума и в сторону Красной Горки или Копорья — можно было проделать, переходя из парка в парк, из одной великолепной усадьбы в другую. Того, былого великолепия уже не вернуть. Революция и война, прокатившиеся через окрестности нашего города сделали своё чёрное дело. Но и сейчас наша Петергофская дорога интересней, пожалуй, своего парижского прототипа.

 

Изображение Триумфальной арки Адмиралтейства с барельефом, демонстрирующим, как Нептун приветствует Петра-триумфатора чередуется с изображением ведущего. Крупным планом демонстрируется изображение посвящённого битве при Гангуте барельефа с постамента памятника Петру у Михайловского замка.

Автор:            Разбив шведов в Ингерманландии и основав Петербург, Пётр I прекрасно понимал тем не менее, что покуда не сумеет поколебать он шведское морское господство на Балтике, покуда не обзаведётся собственным флотом и не научится бить на море шведский флот, спокойным за отвоёванные земли быть он не может. Уже в начале лета 1703 года, вскоре после основания Петербурга к устью Безымянного ерика, нынешней Фонтанки, подошли два шведских фрегата. К этому времени у Петра действовали уже две корабельных верфи. Одна — на Свири, в Лодейном Поле, и вторая — адмиралтейская — на берегх Невы. Но строились на этих верфях по преимуществу галеры или ладьи, как тогда называли их по старинке на Руси. Небольшие парусно-гребные судёнышки, которые шли под парусами, если ветер был попутным, и на вёслах в случае штиля или же ветра противного. Именно при помощи этих галер и надо было учиться бить на море шведов с их линейными кораблями и фрегатами. И Пётр придумал способ. Русские галеры вплотную подходили к шведскому фрегату, окружали его со всех сторон, уцеплялись за борта баграми и брали вражеский корабль на абордаж. Именно этим, пиратским в сущности методом, победил Пётр шведов на море в двух главных морских сражениях Северной войны — битвах при Гангуте и Гренгаме. Но впервые был он применён тогда, летом 1703 года. Русские галеры окружили шведские фрегаты, как муравьи — дохлую крысу. Захваченные фрегаты вошли в состав русского флота, а пленённые шведские матросы построили для Петра его первое на берегах Невы собственное жилище — знаменитый первоначальный домик, на шведский лад срубленный из стёсанных на восемь граней брёвен. Но, не смотря на первую морскую победу, Пётр прекрасно понимал, что если шведы со всей своей морской силой двинутся против Петербурга, новому городу не устоять. Ведь Балтийское море всё ещё оставалось, в сущности, внутренним шведским водоёмом, а шведский флот мог бы посостязаться с сильнейшим в мире английским флотом. Нужно было думать о способах защиты города и Петропавловсой крепости. В поисках решения Пётр не раз объезжал пригороды Петербурга, пока однажды, осенью 1703 года не оказался случайно на крохотном островке, едва выступающем над поверхностью залива. Островок называли Котлиным, потому что, по преданию, торговцы, проходившие знаменитым путём «из варяг в греки», делали здесь последнюю перед заходом во внутренние российские воды остановку и кипятили в котлах обед. К своему удивлению обнаружил Пётр, что единственный глубоководный фарватер, по которому могли бы войти в Неву крупнотоннажные вражеские корабли, проходит всего в нескольких сотнях метров от берега острова. И Пётр понял, что если сумет он этот фарватер перегородить, ни один вражеский корабль в Неву не войдёт. Так началось строительство Кронштадтской военно-морской крепости. Идея Петра оказалась гениалной. С тех пор и до наших дней ни один вражеский корабль не прошёл в сторону Петербурга мимо Кронштадтской крепости.

 

Изображение старинной карты Финского залива и гравюр XVIII столетия, посвящённых строительству Петербурга и Кронштадта сменяется видом на памятник «Пётр-плотник». Вновь появляется ведущий. Памятник первой петровской уадьбе в Петергофе. Вид на залив и Кронштадт.

Автор: Строительство крепости в Кронштадте было второй по размаху стройкой в тогдашней России после строительства самого Петербурга. А все работы такого масштаба Пётр любил контролировать лично. В Кронштадте он бывал часто. Там срубили для него домик, который простоял в кронштадтском Летнем саду до начала XX столетия. А добираться до Котлина можно было двумя главными способами. Можно было прямо в Петербурге сесть на корабль и идти к острову морским путём. Иногда Пётр так и поступал. Но чаще действовал по-другому. Верхом или в карете ехал вдоль южного берега Финского залива до наиболее удобного места переправы, расположенного близ так называемой Поповой мызы, усадьбы на берегу моря, располагавшейся западной части нынешнего Нижнего Петергофского парка, в которой жил пастор финского прихода Тюрис (нынешнее Мартышкино). И там уже наскоро переправлялся в Кронштадт. У места переправы ещё в середине первого десятилетия 1700-ых гг. Пётр приказал построить для себя «маленькие хоромы» или деревянный походный дворец. Так возикла любимая загородная резиденция Петра — Петровский Двор или, на модный тогда немецкий лад, Петергоф. Впрочем, к строительству настоящей резиденции — с парками и дворцами — Пётр смог обратиться только в 1709 г., после Полтавской победы. Тогда на краю уступа был заложен будущий Большой дворец, официальные, парадные петергофские чертоги, предназначенные для приёма иностранных гостей. Ещё чуть позднее любимый ученик знаменитого немецкого архитектора Шлютера — Иоганн Браунштайн строит для Петра в голландском духе, в виде небольшой пригородной виллы, его любимый маленький дворец. Главное требование — строить как можно ближе к воде. Так чтобы можно было любоваться проходящими по заливу из Петербурга в Кронштадт и обратно кораблями. Водная стихия была любимой у основателя Петербурга. Дворец на французский лад назвали «Мон Плезир», т.е. «Моё Удовольствие», «Моя Отрада».

 

Ведущий стоит на берегу залива в парке «Александрия». Камера показывает сначала берег, затем залив. Переходит к виднеющемуся вдали Петербургу, затем поворачивается, поднимается в сторону глинта и застывает на изображении дворца «Коттедж».

Автор: Неширокая дорога тянулась вдоль берега залива всегда. Пётр решил превратить эту дорогу в образцовоы-показательную, в своего рода витрину новой России, с которой должны были столкнуться все иностранцы, по той или иной причине прибывавшие в Петербург. Вдоль берега Финского залива и затем вдоль Невы и Ладожского озера до самого Волхова должны были по замыслу Петра тянуться роскошные виллы, дачи, дворцы и особняки. Новый Парадиз, каким видился Петру будущий Петербург, должен был распространяться и на окрестности новой столицы, задуманной Петром. Вдоль побережья Финского залива и Ладожского озера на голландский лад должны были быть прорыты каналы. Усилиями Миниха обводной Ладожсккий канал был таки прорыт. Вдоль залива удалось прорыть лишь небольшой участок канала в районе Стрельны. На дальнейшее не хватило интузиазма у последующих правителей, да и не было, по чести сказать, никакой надобности в этом новом канале, в отличие от Ладожского. Там, на Ладоге с её страшными штормами, тонуло каждый год по нескольку тысяч кораблей, везших лес и товары в новую сталицу. А здесь, в кутовой части Финского залива волне и разгуляться-то было негде. И всё-таки это было море, о котором так мечтал Пётр, и он решил показать всем, что Россия — это отныне морская страна.

 

Камера показывает панорамы дворцов в Знаменке, Новой Знаменке, Стрельне и Александрино.

Автор: По приказанию царя ещё летом 1710 г. вся земля между верхней приморской дорогой и морем была разделена на равные участки по 100 саженей в ширину. Участки эти Пётр раздавал своим приближённым бесплатно. С единственным условием: построить на участке дом. И дома стали появляться. Пример показали сам Пётр и Меншиков, всегда стремившийся не отставать от своего патрона. Главной особенностью этих приморских домо стал белведер — башенка, с которой в подражание государю модным стало взирать на морской простор и корабли…

 

Калинкин мост. Панорама Фонтанки с мостом вдалеке. Камера приближается к мосту. Ведущий идёт по мосту, демонстрируя его основные детали. Изображение проектов мостов Перроне и Сухтелена. Вид на Галерный остров. В нужный момент в руке у ведущего возникает бутылка с пивом.

Автор: Долгое время Фонтанка была границей города. За Фонтанкой проходил уже Загородный проспект. Ближе к морю вдоль берегов реки кое-где разбросаны были финские деревни и хутора. По одной из таких деревень по имени Калльюла или Калинкина и назван был переброшенный через Фонтанку ещё в 30 годы XVIII столетия Старо-Калинкин мост. А также — заметим мимоходом — и пиво Калинкин, варившееся в расположенной неподалёку пивоварне. Нынешний мост уже третий по счёту и построен был в 1786–1787 гг. по типовому проекту инженеров П.К. Сухтелена и И.К. Герарда вместе с ещё семью такими же мостами с башенками и устроенным между ними разводным когда-то деревянным пролётом. Да, в конце XVIII века Фонтанка была рекой судоходной, и под мостами проходили время от времени увенчанные мачтами гружёные товарами корабли. Образчиком для этой серии мостов послужил спроектированный французом Ж.-Р. Перроне (1708–1794) в 1778 мост, который так и не рискнули перебросить через Неву.

Название деревни восходит, судя по всему, к прозванию первопоселенца, которого, видимо, звали весьма распространённым в Скандинавии именем Калле.

Западнее моста Фонтанка разделялась на два рукава, между которыми расположен был частично срытый ныне, частично соединившийся с берегом остров, прозывававшийся когда-то Поганым, а затем переименованный в Галерный.

 

Верстовые столбы. Площадь Репина. Камера последовательно показывает обычные ринальдиевские верстовые столбы и столб, отмечающий начало дороги. Портрет Антонио Ринальди (барельеф из проходной комнаты Гатчинского дворца). Здания съезжей части и репинского дома. Мемориальная доска. Мансарда.

В 1772 г. обе главных пригородных дороги Российской империи — Петергофскую и Царскосельскую решено было разметить при помощи особых верстовых столбов, спроектировать которые поручено было много работавшему в это время и в Ораниенбауме и Царском Селе Антонио Ринальди. Помимо обычных верстовых столбов, отмечающих каждую версту, Ринальди установил ещё и особые — маркирующие начальные и конечные точки дорог. Петергофская дорога начиналась от старой границы города — сразу за Калинкиным мостом. Там и был установлен первончально столб, отмечавший начало пути. Однако позднее столб был перенесён за Фонтанку, и сейчас его можно видеть посреди сквера на бывшей Калинкиной площади (нынешней площади Репина). Напротив, у въезда на мост, при впадении в Фонтанку Екатерининского канала — два интересных здания. Краснокирпичный дом с башенкой, выстроенный по проекту архитектора Желязевича в середине XIX в., в эпоху историзма, с использованием элементов архитектуры ренессанса — это бывшая съезжая часть, т.е. полиция вместе с пожарным депо. И в наши дни здание принадлежит университету Государственной противопожарной службы МЧС. В соседнем доходном доме жил с 1882 по 1895 г. И.Е. Репин. Сначала в обширной семикомнатной квартире на втором этаже, где собирался кружок близких художнику людей, затем — в мансарде, специально надстроеннной по просьбе Репина ради устройства в ней мастерской.

 

Военно-Морской госпиталь. Камера прослеживает засыпанное русло Таракановки, последовательно показывает строения Морского госпиталя, акцентируя характерные архитектурные детали.

Сразу за мостом с левой стороны, между Петергофской дорогой и устьем засыпанной ныне речки Таракановки, расположен комплекс зданий Центрального военно-морского госпиталя. Старейшее здание комплекса находится в глубине квартала. Когда-то в нём расположен был сахарный завод купца Попова, в начале XIX в. в здании устроили Морскую казарму, и в конце концов оно было передано под госпиталь для больных моряков. В 1845–1853 гг. ближе к мосту, на самом углу, по проекту арх. М.А. Пасыпкина было возведено уже специально-больничное здание, а в 1950-ые гг. по проекту Д.П. Бурышкина построен новый корпус в стиле сталинского классицизма.

 

 

Больницы в низовьях Фонтанки, впрочем, стали появляться ещё при Петре. И первой из них стала расположенная на левом берегу реки чуть ниже Старо-Калинкина моста «секретная Калинкинская больница». Как-то в Амстердаме Петру I показали работный дом — прядильную фабрику, на которой трудились, женщины отбывавшие наказание за всякого рода провинности. Идея понравилась царю и он повелел устроить подобное заведение в Петербурге, близ Калинкиной деревни. Приехавшие из Голландии мастера должны были обучать арестованных девиц лёгкого поведения основам прядильного дела. Фабрика, однако, доходов не приносила, и в 1779 г. в её помещениях был основан госпиталь для больных венерическими заболеваниями. Нынешнее здание больницы возведено в 1781–1782 гг. в классическом стиле, чем-то неуловимо напоминающим некоторые из работ Джакомо Кваренги. Общую строгость больничной архитектуры несколько разряжает лишь ведущая во двор прорезающая весь фасад полукруглая арка и перекрывающие её створки ворот. На том же левом берегу реке, чуть выше Старо-Калинкина моста, в доме 154, возведённом по проекту Л.Н. Бенуа, размещена Балтийская Бассейновая больница, здание которой легко распознать по выходящей на красную линию набережной часовне в честь Воздвиженья Креста Господня. Ещё дальше, в доме 148 работает гериатрический центр с хосписом. По иронии судьбы в 1798 г., здесь, в доме статс-дамы Зубовой открылось первое в Петербурге повивальное училище, в начале XX в. переведённое на Васильевский остров и ставшее институтом Акушерства и Гинекологии им. Отто.

 

Кинотеатр «Москва». Изображение нескольких казарменно-классицистических комплексов в проектах и натуре. Разрушенная Екатерининская церковь. Портреты Тона, Воронихина и Оленина.

В начале XIX столетия, в эпоху ампира, в творениях Захарова, Воронихина и Росси, петербуржский классицизм достиг наивысшего уровня в своём развитии. Уже творчество таких блестящих мастеров как Стасов, Михайлов или Шарлемань выглядит несколько вторичным. А к середине века архитектуру российской столицы не без некоторого основания начинают называть «казарменной». В особенности «казарменность» эта проявляется, конечно, в постройках официозных: зданиях министерств, казарм, больниц, учебных заведений. Даже россиевские министерства уже несколько утомляют своим хоть и пышным, но всё-таки слишком казённым единообразием. Что же говорить о работах архитекторов меньшего масштаба! Начинаются поиски новых архитектурных решений. В это время по всей Европе расцветает архитектурное направление, вошедшее в историю под именем историзма. В рамках историзма формируется несколько совершенно различных, на первый взгляд, художественных стилей, объединённых стремлением черпать творческие идеи в недрах национальных культур. Именно в это время происходят в Росси первые попытки возвращения к национальному, «русскому» стилю в архитектуре. Одним  из первых архитекторов, попытавшихся создать собственный вариант русского стиля стал Константин Тон. Талантливый архитектор, ученик Воронихина и любимец президента Академии художеств Алексея Оленина, начинавший своё творчество ещё в недрах классицизма, он сумел нащупать новые пути в развитии русской архитектуры.

Национальная идея, находившася под спудом на протяжении всего XVIII столетия, начиная от эпохи петровского увлечения Европой и заканчивая повальным преклонением перед Францией екатерининской и александровской эпох, воспряла в результате патриотического подъёма времён войны двенадцатого года и вступления русской армии в Париж. Одним из главных провозвестников русской национальной идеи оказался император Николай I, с одной стороны активно пропагандировавший всё «народное», а с другой — стремившийся лично контролировать мельчайшие события, происходившие в тогдашней России, «держать Россию в кулаке». В этом своём стремлении император доходил даже до мелочей. К примеру он лично подписывал архитектурные проекты всех сколько-нибудь значимых построек, возводившихся в России в это время. Впрочем, императору нельзя было отказать в изрядной доле художественного вкуса и понимании главных архитектурно-художественных процессов эпохи. Именно Николай инспирировал обращение многих из художников своего времени, в том числе и Тона, к русскому искусству. В 1830-ые годы только что вернувшийся из Италии и завершивший во вполне ещё классическом стиле внутреннюю отделку здания Академии художеств (в том числе — и академической Екатерининской церкви) Тон вместе с Н.Е. Ефимовым был привлечён Олениным к «художественно-археологическим изысканиям» по средневековой русской архитектуре. Здесь то и зародился интерес Тона к старинной русской и византийской архитектуре. Возвращению Тона из Италии предшествовало объявление в 1827 конкурса на  строительство церкви св. Екатерины, которая должна была расположиться у самого начала Петергофской дороги, на пересечении с тогдашней Песчаной улицей, позднейшим Ново-Измайловским, затем — Рижским проспектом. Ни один из представленных проектов Николая I не удовлетворил. Тут-то и пригодились Тону его изысканя в области древней русской архитектуры. Он представил проект, положивший начало целому направлению в русской архитектуре XIX столетия, возник так-называемый «первый тоновский русско-византийский стиль». С одобрения императора церковь св. Екатерины была заложена в 1831 и освящена в 1837 г.

Собственные попытки поиска национального стиля в архитектуре предприняли чуть позже Николай Ефимов, Алексей Горностаев, Николай Бенуа. Однако наивысшего признаня добился именно Тон, по образцовым проектам которого возводили в середине XIX столетия храмы по всей России. Наивысшим воплощением этого стиля стал спроектированный и построенный Тоном в Москве храм Христа Спасителя. В советской России тоновский стиль однако признания не получил и роковым образом почти что все тоновские храмы в Москве и Петербурге были снесены. Не избежала этой участи и Екатерининская церковь на Петергофской дороге, разобранная в 1929. На её месте уже в 1936–1939 был возведён «советский храм» — здание кинотеатра «Москва», совместившее в своей архитектуре элементы уходящего конструктивизма и раннего сталинского ампира. Но и это здание ныне заброшено и находится под угрозой сноса. Почти напротив кинотеатра, ближе к Обводному каналу по правой, нечётной стороне Старо-Петергофского проспекта широко раскинулся ещё один памятник ранней советской архитектуры — жилой городок рабочих фабрики «Красный треугольник», спроектированный и построенный И.Г. Лангбардом в 1927–1928 гг. в формах не самого, впрочем, яркого конструктивизма. Помимо выстроенных параллельными рядами жилых домов в комплекс входят здания детсада, красного уголка, общественных душей и тому подобных заведений, которые должны были помогать в строттельстве коммунального быта.

 

Порт. Ворота порта. Камера проходит воль невских набережных. Ростральные колонны и стрелка. Солодовня. Фабрика «Веретено» и ротондочка с Гермесом.

На западной оконечности междуречья Фонтанки и Обводного канала расположен Санкт-Петербургский торговый порт. Первоначальным морским портом служили Петру Невские набережные. Сначала — на Берёзовом или Городовом острове, потом на Васильевском. В конце XVIII — начале XIX вв. большие морские корабли не рисковали заходить в Петербург и разгружались в Кронштадте, и лишь в конце XIX в., после строительства Морского канала, порт вновь вернулся в город, на этот раз — на расположенный за Екатерингофкой Гутуевский остров. По-соседству разместились верфи Нового Адмиралтйства и громадная промышленная зона, сформировавшаяся на окраине тогдашнего Петербурга. Одно из самых заметных промышленных зданий этого района — солодовня Калинкинской пивоварни. К Обводному каналу выходит здание бумагопрядильной мануфактуры (ныне фабрика «Веретено»). Громадный объём п-образного классицистического главного корпуса дополняется элегантным зданием конторы, совмещённой с проездными воротами и увенчанным неожиданной здесь ротондочкой с фигуркой Гермеса на куполе.

 

Обводный канал. Вид на СПб сверху. Затем камера приближается к Обводному каналу. Виды берегов, казарм, промышленных предприятий, разбросанных вдоль канала.

В XVIII–XIX веках полагали, что вредных последствий наводнений в Петербурге можно избежать, если прорыть в городе как можно больше каналов, в которых и рассредотачивалась бы равномерно невская вода. Да и идея Петра о новом Амстердаме не давала покою многим. Вот почему ещё в самом начале екатерининской эпохи великий градостоитель архитектор Квасов спроектировал канал, долженствовавший соединить невское устье с районом Александро-Невской лавры и стать в перспективе естественной границей нового Петербурга. Строительство канала началось как-раз в районе Петергофской дороги, от речки Екатерингофки, в 1769 г., однако завершил его известный гидростроитель П.П. Базен только в 1833 г. По берегам канала располагались казармы, склады, а скоро началось и строительство промышленных предприятий, подвозить товары к которым так удобно было по воде. Скоро в воды канала потекли и отходы жизнедеятельности новых предприятий, вокруг стали строить дома для рабочих.

Петергофская дорога пересекает Обводный канал при посредстве Ново-Калинкина моста. Первоначально он был спроектирован Базеном в 1830-ых, а при советской власти перестроен в железо-бетонный. За мостом слева на добрый километр протянулся монументальный краснокирпичный комплекс зданий «Российско-американской резиновой мануфактуры “Треугольник”», возводившийся с 1850-ых годов на протяжении добрых восьмидесяти лет.

 

Богоявленская церковь на Гутуевском острове. Вид издали. Затем камера приближается к храму, останавливается на деталях архитектуры. И вот мы уже внутри церкви.

За мостом с правой стороны вдалеке, на противоположном уже берегу Екатерингофки блестит золотом шлемообразный купол Богоявленской церкви. Гутуевский остров располагается на взморье, между Екатерингофкой и Финским заливом. Когда-то у финов называли его Ивовым островом или Витсасаари. Затем по имени близлежащего Екатерингофа называли Екатерининским. Нынешнее своё название остров получил в середине XVIII столетия, когда у поручика Новосильцева его приобрёл предприимчивый олонецкий купец и судостроитель Конон Куттуев. Немного переиначив карельскую фамилию владельца, окрестные жители стали звать Куттуев остров Гутуевым или Гутуевским. Здесь, возле недавно перенесённого из Кронштадта порта, и началось в году строительство церкви в честь Богоявления — то есть Крещения Господня в водах реки Иордан. Самое морское, подходящее для портовой церкви название. Церковь строилась с 1891 по 1899 гг. в русско-византийском стиле по проекту Василия Антоновича Косякова с участием Б.К. Правздика и стала первым из серии великолепных храмов, возведённых Косяковым в Петербурге и его окрестностях. Уникальной особенностью этого храма стал огромный цилиндр подкупольного барабана, визуально едва ли не превышающего по высоте размеры самой церкви. Храм возведён по характерной для XVII–XVIII веков схеме «восьмерик на четверике». При этом восьмерик, на который и опирается барабан, крайне мал  почти незаметен Четвериком Декор наружных стен представляет собой сложную комбинацию кирпичного узорочья, металлических деталей, мозаик и изразцов, отсылающую зрителя в XVII век, не копируя при этом не один из памятников той эпохи.

Церковь была заложена в память о спасении семьи императора Александра III в железнодорожной катастрофе близ станции Борки 17октября 1888 года. В освящении храма, происходившем 29 апреля 1899 г. принимал участие св. Иоанн Кронштадтский. Возрождение обезображенной в советские времена церкви ещё не завершено. Среди новых храмовых святынь обращают на себя внимание чтимый список образа Пресвятой Богородицы «Неупиваемая Чаша», перед которым молятся об избавлении от греха пьянства, и икона одного из основателей христианского монашества — св. Онуфрия Великого с частицей мощей.

 

Казанская церковь. Камера двигается к развилке дорог и следует за ведущим на территорию подворья.

Автор: Почти сразу за Ново-Калинкиным мостом Петергофская дорога как бы раздваивается, разделяется на два русла. В связи с открытием новых Нарвских ворот в 1833 г. был пробит выводивший прямо к воротам, на площадь, Нарвский проспект, ставший на этом участке дублёром Старо-Петергофского. У самого места раздвоения, на правой стороне мы сталкиваемся с ещё одним творением Василия Косякова — Казанской церковью, построенной при подворье Старо-Ладожского женского Успенского монастыря.

Успенский монастырь в Старой Ладоге — одна из старейших обителей нашей страны. По одной из версий она была основана ещё в XI веке будущей св. Анной Новгородской, а тогда — великой киевской княгиней Ириной, супругой Ярослава Мудрого, урождённой шведской принцессой Ингигерд Олафсдоттир, дочерью крестителя Швеции, короля Олафа Шотконунга. В 1718–1725 в монастыре под именем инокини Елены содержалась отвергнутая Петром I жена — в девичестве Евдокия Лопухина. В начале XX века для устройства в Петербурге монастырского подворья близ Нарвской заставы была приобретена земля, на котоорой сначала возвели деревянную Успенскую часовню, а затем, 10/VII-1905 епископ Нарвский Антоний заложил каменный Казанский храм, завершённый к концу 1910 года.

Так же как и при постройке Богоявленской церкви Василий Косяков обратился здесь к русской архитектуре XVII столетия. Но насколько же различаются по своему внешнему виду, своему образу эти два храма! Казанская церковь не столь монументальна, как Богоявленская, но не менее декоративна. Это типично подворский храм, призванный не столько доминировать в окружающем архитектурном пространстве, сколько создавать свой особый мир, вычленяя связанный с далёким загородным монастырём уголок почти что в самом сердце Петербрга. Обыгрываются такие типичные для «русского барокко» XVII века детали, как традиционно пятиглавие самого храма и щипцовая крыша звоницы, восходящая к завершениям городских боярских теремов, кокошники, висячие гирьки, перспективный арочный портал. При этом автор не копирует старинные образцы, в некоторых деталях мощно акцентируя современность, даже архитектурный модерн. Это и прихотливая форма арок закомар, и сложное переплетение рам громадного южного оконного проёма, заставляющее вспомнить и о любимой Косяковым византийской архитектуре, и использование в отделке фасадов декоративной плитки.

Ныне Староладожский Успенский монастырь только начинает своё возрождение. Закрытое при советской власти подворье передано богатому Валаамскому монастырю. И в Казанской церкви собираются любители послушать молитвенное пение удивительного в своей возвышенной сосредоточенности валаамского мужского монашеского хора.

Музыка: валаамски распевы.

 

Дача графа А.С. Строганова.

Строительство частных дач на территории, примыкавшей к императорскому Екатерингофу, началось только с воцарением Екатерины II, которая пожаловала участок земли неподалёку от Нарвской заставы одному из ближайших к императрице людей — графу Александру Сергеевичу Строганову. Строгановы были одной из богатейших семей России, восходивших ещё к «именитым людям» Великого Новгорода, и составивших состояние уже в XVI–XVII веках на торговле в Приуралье и добыче полезных ископаемых. А.С. Строганов был так богат, что мог позволить себе нигде не служить. Рассказывают что как-то раз он по собственной инициативе вернул в казну треть своих земельных владений, сославшись на то, что частному человеку владеть столь многими землями неприлично. Для императрицы Строганов был постоянным партнёром при игре в карты и человком, который мог дать нужный совет совершенно бескорыстно. Имений и дач у Строганова было много, и далеко не последней из них была дача на Петергофской дороге.

Усадебный дом Строгановской дачи можно разглядеть, если подойти к глухим металлическим воротам, расположенным по адресу: Старо-Петергофский, 20. По сторонам от ворот находятся два домика усадебных караулок или кордегардий. Если заглянуть в щёлочку, можно увидеть в глубине за воротами 3-этажный квадратный в плане дом. К сожалению, подойти к нему ближе затруднительно, так как ныне дача Строганова оказалась на территории завода «Треугольник», где, увы, действует пропускной режим. Вероятно, здание было построено по проекту Фельтена или Валлен-Деламота. Вокруг располагался когда-то увеселительный парк во французском духе.

 

Гальванопластическое заведение герцога Максимилиана Лейхтенбергского. Корпуса заведения. Виды на Горный институт и Мариинский дворец. Портреты герцога и Марии Николаевны. Гальванопластические скульптуры Исаакиевского собора. Гаршин.

На повороте Старо-Петергофского проспекта, слева, за глухим каменным забором высится интересный памятник промышленной архитектуры середины XIX столетия — трёхэтажное (надстроенное в XX веке ещё двумя этажами) вытянутое здание, сложенное в 1844–1845 гг. из тёмно-красного кирпича по проекту архтектора Франческо Мария (или Франца Ивановича) Руска (24/IX-1784–1856). Наличники торцевых окон, оформленные в виде выложенных из декоративного кирпича арок, напоминают о так назаемом кирпичном стиле, зарождавшемся в это время в российской архитектуре в недрах историзма. Параллельно главному корпусу выстроены были малые, уже двухъэтажные корпуса.

Максимилиан Евгений Иосиф Наполеон, будущий герцог Лейхтенбергский, родился 2 октября 1817 года в Мюнхене и приходился вторым сыном Евгению де Богарне (3/IX-1781–21/II-1824), сыну императрицы Франции Жозефины де Богарне (23/VI-1763–29/V-1814) и пасынку Наполеона. Его родной дед, Александр де Богарне, Виконт де ла Ферт (28/III-1760–23/VII-1794) был казнён ещё во время Великой французской революции, но Наполеон не оставлял пасынка без внимания и сделал отца Макисилиана вице-королём Италии. В 1806 году Евгений де Богарне женился на Амалии Августе Виттельсбах (21/VI-1788–13/V-1851), дочери Максимилиана I Иосифа Виттельсбаха, Короля Баварии, Герцога Цвайбрюкенского (27/V-1756–16/II-1799–1805–13/X-1825). Собственно, королём баварского герцога захвативший Германию Наполеон сделал только в 1805 году. Когда империя Наполеона развалилась, Евгений де Богарне вынужден был расстаться с титулом вице-короля и своими итальянскими владениями. Впрочем Венский конгресс был к нему лоялен и присудил в обмен на владения в Италии целых 5 миллионов франков. За эти деньги Евгений Богарне и купил у своего баварского тестя Лейхтенбергское герцогство вместе с титулом и княжеством Эйхштадт впридачу. И младшего сына назвал, конечно, в честь деда — Баварского короля. В 1830–1831 Принц Евгений был одним из кандидатов на Престол только что провозглашённого Бельгийского королевства. Поступил в Баварскую службу и дослужился до должности командира кавалерийского полка. После смерти старшего брата, Герцога Карла Августа Наполеона Евгения Лейхтенбергского (9/XII-1810, Милан — 21/II-1824–28/III-1835, Лиссабон), Максимилиан становится Герцогом и в том же году приезжает в Россию по поручению своего дяди — Баварского Короля Людвига I (25/VIII-1786–13/X-1825–1848–29/II-1868). В это самое время Российский император Николай I был крайне озабочен поисками жениха для своей старшей дочери — великой княжны Марии Николаевны. Дело в том, что Машу он так сильно любил, что не хотел, чтобы она, выйдя замуж за какого-нибудь иностранного принца, навсегда покинула Россию. Оставалось найти такого принца, который согласился бы навсегда переселиться в Россию. Отзывы о внешнем виде герцога Максимилиана у современников были протеворечивы. Злой на язык маркиз де Кюстин писал: «Герцог Лейхтенбергский — молодой, высокого роста, крепко и хорошо сложенный человек. Черты его лица невыразительны, глаза красивы, но рот неправильной формы и слишком выдаётся вперёд. Вся его внешность лишена благородства, и лишь мундир, очень к нему идущий, придаёт его фигуре некоторую элегантность. В общем, он похож скорее на хорошего подпоручика, чем на Герцога». Впрочем, союз, во всяком случае — поначалу, оказался счастливым. По случаю свадьбы император подарил дочери и зятю целых два дворца: городской Мариинский на Исаакиевской площади и загородный в Сергиевке, неподалёку от Петергофа. Как почти все мужчины, причастные к императорской династии, герцог Максимилиан служил в гвардии и сделался вскоре генерал-майором, шефом Лейб-Гвардии Гусарского полка, а затем и командиром I Гвардейской Лёгко-Кавалерийской дивизии. Однако были у герцога Лейхтенбергского серьёзные интересы и помимо военной службы. К примеру, он увлекался минералогией, и в Горном институте у него был собственный кабинет. Но особенно велика заслуга герцога Максимилиана Лейхтенбергского в первом практическом применении в России гальванопластики.

Изобретателем гальванпластики считается русско-немецкий физик Мориц Герман (Борис Семёнович) Якоби (1801–1874). Выпускник знаменитого Геттингенского университета, он работал в Кёнигсберге, пока в 1835 не был приглашён в Россию. Здесь в 1838 г. он и изобретает новый метод изготовления облегчённых металлических скульптур. В ёмкость с раствором медного купороса помещается покрытая графитом форма будущей скульптуры. К ней подключается анод, а к опущенной в купорос медной пластине — катод электробатареи. При прохождении электрического тока медь тонким слоем оседает на графите скульптурной формы. Изготовленные по этому методу скульптуры широко использовались, в частности, при внутренней отделке Исаакиевского собора. Их-то производство и наладил на своём расположенном на Петергофской дороге заводе герцог Макимиллиан Лейхтенбергский.

Герцог скончался в 1852 г., простудившись во время инспекционной поездки на Уральские заводы. Вскоре гальванопластическое заведение на Старо-Петергофском перешло в собственность Общества российских железных дорог, и в нём открылась сухопутная таможня. По-соседству разместился завод, на котором делали первые русские паровозы. В здании таможни, в казённой квартире своих родственников, жил замечательный русский писатель Гаршин. В своих воспоминаниях И.Е. Репин пишет, как им случалось с Гаршиным по нескольку раз, беседуя и провожая друг друга, проходить по нескольку раз из конца в конец Старопетергофский проспект.

 

Триумфальные ворота. Нарвская застава. Камера подробно и в разных ракурсах показывает Нарвские ворота, останавливаясь на деталях архитектуры.

Заставы были городскими границами, на которых проверяли у прохожих и проезжих паспорта. В начале XVIII века границей города была Фонтанка, и застава располагалась у самого Старо-Калинкина моста. Когда границей города сделался Обводный канал, сюда, к Ново-Калинкину мосту, была перенесена и застава. Здесь же в 1784–1785 гг. появились и первые Нарвские ворота, построенные по проекту Антонио Ринальди. Вопрос о следующем переносе заставы совпал со строительством новой великолепной триумфальной арки, под которой прошла возвращавшаяся из занятого русскими войсками Парижа гвардия.

Когда в апреле 1814 года Петербурга достигла весть о взятии русскими войсками Парижа, решено было поручить архитектору Стасову соорудить возле Нарвы триумфальную арку, под которой должна была пройти возвращавшаяся в столицу гвардия. Однако вскоре выяснилось, что гвардия будет морем доставлена из Франции в Ораниенбаум. Необходимо было в срочном порядке строить триумфальные ворота на въезде в Петербург по Петергофской дороге. Свои проекты предложили два знаментых архитектора: Джакомо Кваренги и Василий Стасов. Проект Стасова был поистине грандиозен: направленные на четыре стороны света ворота с двенадцатью проездными арками, под которыми, не нарушая строя, могли бы проходить войска. На реализацию этого проекта просто не было времени. Поэтому, комиссия обратилась к более скромному и дешёвому проекту Кваренги, который отталкивался от древнеримских образцов. Архитектор предложил возвести из дерева и алебастра однопролётную арку, увенчанную колесницей Славы, благословляющей проходящие войска. И арка была возведена в рекордно короткие сроки — всего за один месяц — у въезда в Санкт-Петербург со стороны Ораниенбаума и Петергофа. По своим размерам она была несколько меньше нынешней, отличаясь и в некоторых скульптурных деталях. Четырьмя группами на протяжении лета и осени 1814 г. гвардейские полки входили в Петербург. И путь их проходил под свежевыстроенной аркой. По своим формам, архитектуре, соразмерности частей, Нарвские ворота удостоились единодушного одобрения современников. Однако, сделанные наспех и из недолговечных материалов, через несколько лет они стали стремительно ветшать. Ворота хотели уже разобрать, когда в дело вмешался живший в летнее время неподалёку герой войны 1812 г., военный губернатор Санкт-Петербурга граф Милорадович. Он убедил Александра I в необходимости перестроить ворота в камне. Для постройки новых ворот был создан комитет под руководством Милорадовича и А.Н. Оленина. Выступая от имени Академии художеств, последний рекомендовал сохранить внешний облик прежних ворот, внеся лишь некоторые небольшие изменения. В частности, вместо фигур римских воинов в портике решено было установить статуи русских витязей. Кваренги скончался в 1817 г., и за проектирование и постройку взялся Стасов. По его предложению решено было построить ворота из кирпича и обить листовой медью.

Закладка новых Нарвских ворот состоялась 26 августа 1827 года, в день пятнадцатой годовщины Бородинского сражения у новой границы города рядом с мостом через речку Таракановку. Старые ворота — и триумфальные, кваренгиевские, и городские, ринальдиевские, у Обводного канала — были разобраны. В торжественной процедуре закладки ворот принимало участие более 9000 гвардейцев — героев и ветеранов войны, а также император Николай I с семьёй. Само строительство началось однако только через три года, а завершилось в сентябре 1833 г. Торжественное открытие ворот было приурочено к двадцатилетию Кульмской битвы и произошло 17 августа 1834 г.

Новые ворота несколько больше предыдущих, деревянных. Первоначальной моделью для тех и других послужила однопролётная триумфальная арка императора Тита в Риме. Ворота украшены двенадцатью десятиметровыми каннелированными колоннами коринфского ордера. В портиках между колоннами обращённого к Нарве переднего фасада установлены фигуры двух воинов, облачённых в русские доспехи, срисованные в Оружейной палате художником Солнцевым с оригиналов XVII столетия. В протянутых руках воины держат лавровые венки, предназначенные для победоносных гвардейцев. Фигура старого витязя выполнена из листовой меди по модели Пименова. Молодой воин обязан появлением на свет скульптору Демут-Малиновскому. Он же изготовил и вознесённую на аттик арки колесницу. Кони, запряжённые в неё, стали первой крупной работой Петра Клодта. А управляет этими вздыбившимися над площадью конями созданная Пименовым фигура крылатой богини победы Нике с лавровым венком и пальмовой ветвью в руках. Принимал участие в создании скульптурного убранства ворот и скульптор Леппе, изваявший 8 фигур Гениев, установленных возле стены аттика над колоннами.

Своеобразным мостиком между двумя Отечественными войнами, между 1812 и 1941 годами, служит установленный в центре круглой площади, сформировавшейся за воротами к 1833 г., памятник маршалу Советского Союза Леониду Говорову (1897–1955), полководцу, который больше других, пожалуй, сделал для спасения Ленинграда в годы блокады. Человек из окружения Жукова, проявивший свои полководческие дарования в битве под Ельней и при обороне Москвы, а затем сменивший бездарного Хозина в роли командующего Ленинградским фронтом. Применявший новейшие по тем временам оперативно-тактические разработки при обороне и организации наступательных прорывов, Говоров умел ценить жизнь простого солдата и не рисковать ею без крайней необходиости. После неудачной попытки Синявинской наступательной операции лета 1942 года, Говоров планирует, организует и проводит зимой 1942–1943 гг. операцию «Искра», приведшую к прорыву Ленинградской блокады, а затем наступление против финской армии на Карельском перешейке и немцев в Прибалтике в 1944–1945. После войны Говоров возглавляет Северо-Западный военный округ и становится одним из создателей противовоздушной обороны Советского Соююза. Бюст Говорова был создан ещё при жизни маршала скульптором Боголюбовым (1895–1954). Однако памятник, отлитый из бронзы на его основе, был установлен у Нарвских ворот только в 1999 г.

 

Ведущий крупным планом. Вдали, за мостом через Таракановку, зеленеют деревья Екатерингофского парка.

Неподалёку от Нарвских ворот располагается Екатерингоф — усадьба, которую Пётр подарил своей любимой второй жене, урождённой ливонской крестьянке Марте Скавронской. От Екатерингофа до Петергофа протянулась главня часть задуманной Петром парадной приморской дороги. Но в Екатерингофе, дорогие друзья, мы встретимся с Вами уже в следующий раз.

 

 

 

 

 

В экскурсионный клуб

Ко входу в Светлицу

 

К сундучку с книгами