Анна Ахматова. Вечер

Анна Ахматова.

Е. Лансере. Фронтиспис к сборнику «Вечер»

Вечер

1912

La fleur des vignes pousse,

Et j'ai vingt ans ce soir.[MVV1]

                                                                                                                          André Theuriet[MVV2]

Зинаида Серебрякова. Портрет Анны Ахматовой

                  Любовь

То змейкой[MVV3] , свернувшись клубком,

У самого сердца колдует,

То целые дни голубком

На белом окошке воркует,

То в инее ярком блеснёт,

Почудится в дреме левкоя...

Но верно и тайно ведёт

От радости и от покоя.

Умеет так сладко рыдать

В молитве тоскующей скрипки,

И страшно её угадать

В ещё незнакомой улыбке.

                  24 ноября 1911

                  Царское Село

                  В Царском Селе

По аллее проводят лошадок,

Длинны волны расчёсанных грив.

О пленительный город загадок,

Я печальна, тебя полюбив.

Странно вспомнить: душа тосковала,

Задыхалась в предсмертном бреду.

А теперь я игрушечной стала,

Как мой розовый друг какаду.

Грудь предчувствием боли не сжата,

Если хочешь, в глаза погляди.

Не люблю только час пред закатом,

Ветер с моря и слово “уйди”.

                  22 февраля 1911

                  Царское Село

...А там мой мраморный двойник[MVV4] ,

Поверженный под старым кленом,

Озёрным водам отдал лик,

Внимает шорохам зелёным.

И моют светлые дожди

Его запёкшуюся рану...

Холодный, белый, подожди,

Я тоже мраморною стану.

                  Первая половина 1911

Смуглый отрок бродил по аллеям,

У озёрных грустил берегов,

И столетие мы лелеем

Еле слышный шелест шагов.

Иглы сосен густо и колко

Устилают низкие пни...

Здесь лежала его треуголка

И растрепанный том Парни.[MVV5]

                  24 сентября 1911

                  Царское Село

Константин Сомов. Дафнис и Хлоя

                  * * *

И мальчик, что играет на волынке,

И девочка, что свой плетёт венок,

И две в лесу скреcтившихся тропинки,

И в дальнем поле дальний огонёк,—

Я вижу всё. Я всё запоминаю,

Любовно-кротко в сердце берегу,

Лишь одного я никогда не знаю

И даже вспомнить больше не могу.

Я не прошу ни мудрости, ни силы.

О, только дайте греться у огня!

Мне холодно! Крылатый иль бескрылый,

Весёлый бог не посетит меня.[MVV6]

                  30 ноября 1911

                  Царское Село

                  * * *

 Любовь покоряет обманно

 Напевом простым, неискусным.

 Ещё так недавно-странно

 Ты не был седым и грустным.

 И когда она улыбалась

 В садах твоих, в доме, в поле,

 Повсюду тебе казалось,

 Что вольный ты и на воле.

 Был светел ты, взятый ею

 И пивший её отравы.

 Ведь звёзды были крупнее,

 Ведь пахли иначе травы,

 Осенние травы.

                  24 ноября 1911

                  Царское Село

                  * * *

Сжала руки под тёмной вуалью...

«Отчего ты сегодня бледна?»

— Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот...

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

Всё, что было. Уйдёшь, я умру».

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: «Не стой на ветру».

                  8 января 1911

                  Киев

                  * * *

Память о солнце в сердце слабеет.

Желтей трава.

Ветер снежинками ранними веет

Едва-едва.

В узких каналах уже не струится —

Стынет вода.

Здесь никогда ничего не случится,—

О, никогда!

Ива на небе пустом распластала

Веер сквозной.

Может быть, лучше, что я не стала

Вашей женой.

Память о солнце в сердце слабеет.

Что это? Тьма?

Может быть!.. За ночь прийти успеет

Зима.

                  30 января 1911

                  Киев

Виктор Васнецов. Снегурочка. 1899

                  * * *

Высоко в небе облачко серело,

Как беличья расстеленная шкурка.

Он мне сказал: «Не жаль, что ваше тело

Растает в марте, хрупкая Снегурка!»

В пушистой муфте руки холодели.

Мне стало страшнно, стало как-то смутно.

О, как вернуть вас, быстрые недели

Его любви, воздушной и минутной!

Я не хочу ни горечи, ни мщенья,

Пускай умру с последней белой вьюгой.

О нём гадала я в канун Крещенья.

Я в январе была его подругой.

                  Весна 1911

                  Царское Село

                  * * *

Дверь полуоткрыта,

Веют липы сладко...

На столе забыты

Хлыстик и перчатка.

Круг от лампы жёлтый.

Шорохам внимаю.

Отчего ушёл ты?

Я не понимаю...

Радостно и ясно

Завтра будет утро.

Эта жизнь прекрасна,

Сердце, будь же мудро.

Ты совсем устало,

Бьёшься тише, глуше...

Знаешь, я читала,

Что бессмертны души.

                  17 февраля 1911

                  Царское Село

                  * * *

Хочешь знать, как всё это было? —

Три в столовой пробило,

И, прощаясь, держась за перила,

Она словно с трудом говорила:

«Это всё... Ах нет, я забыла,

Я люблю вас, я вас любила

Ещё тогда!» —

— «Да».

                  21 октября 1910

                  Киев

                  Песня последней встречи[MVV7]

Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,

А я знала — их только три!

Между клёнов шёпот осенний

Попросил: «Со мною умри!

Я обманут моей унылой,

Переменчивой, злой судьбой».

Я ответила: «Милый, милый!

И я тоже. Умру с тобой...»

Это песня последней встречи.

Я взглянула на тёмный дом.

Только в спальне горели свечи

Равнодушно-жёлтым огнём.

                  29 сентября 1911

                  Царское Село

                  * * *

Как соломинкой, пьёшь мою душу.

Знаю, вкус её горек и хмелен.

Но я пытку мольбой не нарушу,

О, покой мой многонеделен.

Когда кончишь, скажи. Не печально,

Что души моей нет на свете.

Я пойду дорогой недальней

Посмотреть, как играют дети.

На кустах зацветает крыжовник,

И везут кирпичи за оградой.

Кто ты: брат мой или любовник,

Я не помню, и помнить не надо.

Как светло здесь и как бесприютно,

Отдыхает усталое тело...

А прохожие думают смутно:

Верно, только вчера овдовела.

                  10 февраля 1911

                  Царское Село

                  * * *

Я сошла с ума, о мальчик странный,[MVV8]

В среду, в три часа!

Уколола палец безымянный

Мне звенящая оса.

Я её нечаянно прижала,

И, казалось, умерла она,

Но конец отравленного жала,

Был острей веретена.

О тебе ли я заплачу, странном,

Улыбнётся ль мне твое лицо?

Посмотри! На пальце безымянном

Так красиво гладкое кольцо.

                  18–19 марта 1911

                  Царское Село

                  * * *

Мне больше ног моих не надо,

Пусть превратятся в рыбий хвост!

Плыву, и радостна прохлада,

Белеет тускло дальний мост.

Не надо мне души покорной,

Пусть станет дымом, лёгок дым,

Взлетев над набережной чёрной,

Он будет нежно-голубым.

Смотри, как глубоко ныряю,

Держусь за водоросль рукой,

Ничьих я слов не повторяю

И не пленюсь ничьей тоской...

А ты, мой дальний, неужели

Стал бледен и печально-нем?

Что слышу? Целых три недели

Ты шепчешь: «Бедная, зачем?!»

                  12 февраля 1911

                  Царское Село

II

                  Обман

                                          М.А.Змунчилла (Горенко)[MVV9]

 Весенним солнцем это утро пьяно,

 И на террасе запах роз слышней,

 А небо ярче синего фаянса.

 Тетрадь в обложке мягкого сафьяна;

 Читаю в ней элегии и стансы,

 Написанные бубушке моей.

 Дорогу вижу до ворот, и тумбы

 Белеют чётко в изумрудном дёрне.

 О, сердце любит сладостно и слепо!

 И радуют пестреющие клумбы,

 И резкий крик вороны в небе чёрной,

 И в глубине аллеи арка склепа.

                  2 ноября 1910

                  Киев

 Жарко веет ветер душный,

 Солнце руки обожгло,

 Надо мною свод воздушный,

 Словно синее стекло;

 Сухо пахнут иммортели

 В разметавшейся косе.

 На стволе корявой ели

 Муравьиное шоссе.

 Пруд лениво серебрится,

 Жизнь по-новому легка...

 Кто сегодня мне приснится

 В пёстрой сетке гамака?

                  Январь 1910

                  Киев

 Синий вечер. Ветры кротко стихли,

 Яркий свет зовёт меня домой.

 Я гадаю: кто там? — не жених ли,

 Не жених ли это мой?..

 На террасе силуэт знакомый,

 Еле слышен тихий разговор.

 О, такой пленительной истомы

 Я не знала до сих пор.

 Тополя тревожно прошуршали,

 Нежные их посетили сны,

 Небо цвета воронёной стали,

 Звёзды матово-бледны.

 Я несу букет левкоев белых.

 Для того в них тайный скрыт огонь,

 Кто, беря цветы из рук несмелых,

 Тронет тёплую ладонь.

                  Сентябрь 1910

                  Царское Село

 Я написала слова,

 Что долго сказать не смела.

 Тупо болит голова,

 Странно немеет тело.

 Смолк отдалённый рожок,

 В сердце всё те же загадки,

 Лёгкий осенний снежок

 Лёг на крокетной площадке.

 Листьям последним шуршать!

 Мыслям последним томиться!

 Я не хотела мешать

 Тому, кто привык веселиться.

 Милым  простила губам

 Я их жестокую шутку...

 О, вы приедёте к нам

 Завтра по первопутку.

 Свечи в гостинной зажгут,

 Днём их мерцанье нежнее,

 Целый букет принесут

 Роз из оранжереи.

                  Август 1910

                  Царское Село

                  * * *

 Мне с тобою пьяным весело[MVV10]  —

 Смысла нет в твоих рассказах.

 Осень ранняя развесила

 Флаги жёлтые на вязах.

 Оба мы в страну обманную

 Забрели и горько каемся,

 Но зачем улыбкой странною

 И застывшей улыбаемся?

 Мы хотели муки жалящей

 Вместо счастья безмятежного...

 Не покину я товарища

 И беспутного и нежного.

                  Париж

                  * * *

Муж хлестал меня узорчатым,

Вдвое сложенным ремнём[MVV11] .

Для тебя в окошке створчатом

Я всю ночь сижу с огнём.

Рассветает. И над кузницей

Подымается дымок.

Ах, со мной, печальной узницей,

Ты опять побыть не мог.

Для тебя я долю хмурую,

Долю-муку приняла.

Или любишь белокурую,

Или рыжая мила?

Как мне скрыть вас, стоны звонкие!

В сердце тёмный, душный хмель,

А лучи ложатся тонкие

На несмятую постель.

                  Осень 1911

                  * * *

 Сердце к сердцу не приковано,

 Если хочешь — уходи.

 Много счастья уготовано

 Тем, кто волен на пути.

 Я не плачу, я не жалуюсь,

 Мне счастливой не бывать.

 Не целуй меня, усталую, —

 Смерть придёт поцеловать.

 Дни томлений острых прожиты

 Вместе с белою зимой.

 Отчего же, отчего же ты

 Лучше, чем избранник мой?

                  Весна 1911

                  Песенка

Я на солнечном восходе

Про любовь пою,

На коленях в огороде

Лебеду полю[MVV12] .

Вырываю и бросаю —

Пусть простит меня.

Вижу, девочка босая

Плачет у плетня.

Страшно мне от звонких воплей

Голоса беды,

Все сильнее запах тёплый

Мёртвой лебеды.

Будет камень вместо хлеба

Мне наградой злой.

Надо мною только небо,

А со мною голос твой.

                  11 марта 1911

                  Царское Село

                  * * *

Я пришла сюда, бездельница,

Всё равно мне, где скучать!

На пригорке дремлет мельница.

Годы можно здесь молчать.

Над засохшей повиликою

Мягко плавает пчела;

У пруда русалку[MVV13]  кликаю,

А русалка умерла.

Затянулся ржавой тиною

Пруд широкий, обмелел,

Над трепещущей осиною

Лёгкий месяц заблестел.

Замечаю всё как новое.

Влажно пахнут тополя.

Я молчу. Молчу, готовая

Снова стать тобой, земля.

                  23 февраля 1911

                  Царское Село

                  Белой ночью

Ах, дверь не запирала я,

Не зажигала свеч,

Не знаешь, как, усталая,

Я не решалась лечь.

Смотреть, как гаснут полосы

В закатном мраке хвой,

Пьянея звуком голоса,

Похожего на твой.

И знать, что все потеряно,

Что жизнь — прокятый ад!

О, я была уверена,

Что ты придёшь назад.

                  6 февраля 1911

                  Царское Село

                  * * *

Под навесом тёмной риги жарко,

Я смеюсь, а в сердце злобно плачу.

Старый друг бормочет мне: «Не каркай!

Мы ль не встретим на пути удачу!»

Но я другу старому не верю.

Он смешной, незрячий и убогий,

Он всю жизнь свою шагами мерил

Длинные и скучные дороги.

И звенит, звенит мой голос ломкий,

Звонкий голос не узнавших счастья:

«Ах, пусты дорожные котомки,

А на завтра голод и ненастье!»

                  24 сентября 1911

                  Царское Село

                  * * *

 Хорони, хорони меня, ветер!

 Родные мои не пришли,

 Надо мной блуждающий вечер

 И дыханье тихой земли.

 Я была, как и ты, свободной,

 Но я слишком хотела жить.

 Видишь, ветер, мой труп холодный,

 И некому руки сложить.

 Закрой эту чёрную рану

 Покровом вечерней тьмы

 И вели голубому туману

 Нада мною читать псалмы.

 Чтобы мне легко, одинокой,

 Отойти к последнему сну,

 Прошуми высокой осокой

 Про весну,  про мою весну.

                  Декабрь 1909

                  Киев

                  * * *

Ты поверь, не змеиное острое жало,

А тоска мою выпила кровь.

В белом поле я тихою девушкой стала,

Птичьим голосом кличу любовь.

И давно мне закрыта дорога иная,

Мой царевич в высоком кремле,

Обману ли его, обману ли? — Не знаю!

Только ложью живу на земле.

Не забыть, как пришёл он со мною проститься

Я не плакала; это судьба.

Ворожу, чтоб царевичу ночью присниться,

Но бессильна моя ворожба.

Оттого ль его сон безмятежен и мирен,

Что я здесь у закрытых ворот,

Иль уже светлоокая, нежная Сирин

Над царевичем песню поёт?

                  <1912>

III

Амедео Модильяни. Обнажённая Ахматова

                  Музе

Муза-сестра заглянула в лицо,

Взгляд её ясен и ярок.

И отняла золотое кольцо,

Первый весенний подарок.

Муза! ты видишь, как счастливы все —

Девушки, женщины, вдовы...

Лучше погибну на колесе,

Только не эти оковы.

Знаю: гадая, и мне обрывать

Нежный цветок маргаритку.

Должен на этой земле испытать

Каждый любовную пытку.

Жгу до зари на окошке свечу

И ни о ком не тоскую,

Но не хочу, не хочу, не хочу

Знать, как целуют другую.

Завтра мне скажут, смеясь, зеркала:

«Взор твой не ясен, не ярок...»

Тихо отвечу: «Она отняла

Божий подарок».

                  10 октября 1911

                  Царское Село

                  Алиса

Всё тоскует о забытом,

О своём весеннем сне,

Как Пьеретта[MVV14]  о разбитом

Золотистом кувшине...

Все осколочки собрала,

Не умела их сложить...

«Если б ты, Алиса, знала,

Как мне скучно, скучно жить!

Я за ужином зеваю,

Забываю есть и пить,

Ты поверишь, забываю

Даже брови подводить.

О Алиса! дай мне средство,

Что б вернуть его опять;

Хочешь, всё <моё> наследство,

 Дом и платья можешь взять.

Он приснился мне в короне,

Я боюсь моих ночей!»

У Алисы в медальоне

Тёмный локон — знаешь чей?!.

                  22 января 1911

                  Киев

— «Как поздно! Устала, зеваю...»

— «Миньона, спокойно лежи,

Я рыжий парик завиваю

Для стройной моей госпожи.

Он будет весь в лентах зелёных,

А сбоку жемчужный аграф;

Читала записку: «У клёна

Я жду вас, таинственный граф!»

Сумеет под кружевом маски

Лукавая смех заглушить,

Велела мне даже подвязки

Сегодня она надушить».

Луч утра на чёрное платье

Скользнул, из окошка упав...

«Он мне открывает объятья

Под клёном, таинственный граф».

                  23 января 1911

                  Киев

                  Маскарад в парке[MVV15]

Константин Сомов. Театр

Луна освещает карнизы,

Блуждает по гребням реки...

Холодные руки маркизы

Так ароматны-легки.

«О принц! — улыбаясь, присела,—

В кадрили вы наш vis-à-vis»,—

И томно под маской бледнела

От жгучих предчувствий любви.

Вход скрыл серебрящийся тополь

И низко спадающий хмель.

«Багдад или Константинополь

Я вам завоюю, ma belle!»

«Как вы улыбаетесь редко,

Вас страшно, маркиза, обнять!»

Темно и прохладно в беседке,

«Ну что же! пойдём танцевать?»

Выходят. На вязах, на клёнах

Цветные дрожат фонари,

Две дамы в одеждах зелёных

С монахами держат пари.

И бледный, с букетом азалий,

Их смехом встречает Пьеро:

«Мой принц! О, не вы ли сломали

На шляпе маркизы перо?»

                  6 ноября 1910

                  Киев

                  Вечерняя комната

Я говорю сейчас словами теми,

Что только раз рождаются в душе.

Жужжит пчела на белой хризантеме,

Так душно пахнет старое саше.

И комната, где окна слишком узки,

Хранит любовь и помнит старину,

А над кроватью надпись по-французски

Гласит: «Seigneur, ayez pitié de nous[MVV16] ».

Ты сказки давней горестных заметок,

Душа моя, не тронь и не ищи...

Смотрю, блестящих севрских статуэток

Померкли глянцевитые плащи.

Последний луч, и жёлтый и тяжёлый,

Застыл в букете ярких георгин,

И, как во сне, я слышу звук виолы

И редкие аккорды клавесин.

                  21 января 1911

                  Киев

                  Сероглазый король

Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,

Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

«Знаешь, с охоты его принесли,

Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!..

За ночь одну она стала седой».

Трубку свою на камине нашёл

И на работу ночную ушёл.

Дочку мою я сейчас разбужу,

В серые глазки её погляжу.

А за окном шелестят тополя:

«Нет на земле твоего короля...»[MVV17]

                  11 декабря 1910

                  Царское Село

                  Рыбак

Руки голы выше локтя,

А глаза синей, чем лёд.

Едкий, душный запах дёгтя,

Как загар, тебе идёт.

И всегда, всегда распахнут

Ворот куртки голубой,

И рыбачки только ахнут,

Закрасневшись пред тобой.

Даже девочка, что ходит

В город продавать камсу,

Как потерянная, бродит

Вечерами на мысу.

Щёки бледны, руки слабы,

Истомлённый взор глубок,

Ноги ей щекочут крабы,

Выползая на песок.

Но она уже не ловит

Их протянутой рукой.

Всё сильней биенье крови

В теле, раненном тоской.

                  23 апреля 1911

                  Он любил…

Он любил три вещи на свете:

За вечерней пенье, белых павлинов

И стёртые карты Америки.

Не любил, когда плачут дети,

Не любил чая с малиной

И женской истерики.

...А я была его женой.

                  9 ноября 1910

                  Киев

                  * * *

Сегодня мне письмá не принесли:

Забыл он написать или уехал;

Весна как трель серебряного смеха,

Качаются в заливе корабли.

Сегодня мне письмá не принесли...

Он был со мной ещё совсем недавно,

Такой влюблённый, ласковый и мой,

Но это было белою зимой,

Теперь весна, и грусть весны отравна,

Он был со мной ещё совсем недавно...

Я слышу: лёгкий трепетный смычок,

Как от предсмертной боли, бьётся, бьётся,

И страшно мне, что сердце разорвётся,

Не допишу я этих нежных строк...

                  <1912>

                  Надпись на неоконченном портрете

Амедео Модильяни. Анна Ахматова

О, не вздыхайте обо мне,

Печаль преступна и напрасна,

Я здесь, на сером полотне,

Возникла странно и неясно.

Взлетевших рук излом больной,

В глазах улыбка исступленья,

Я не могла бы стать иной

Пред горьким часом наслажденья.

Он так хотел, он так велел

Словами мёртвыми и злыми.

Мой рот тревожно заалел,

И щёки стали снеговыми.

И нет греха в его вине,

Ушёл, глядя в глаза другие,

Но ничего не снится мне

В моей предсмертной летаргии.

                  Февраль 1911

                  * * *

 Сладок запах синих виноградин...

 Дразнит опьяняющая даль.

 Голос твой и глух, и безотраден.

 Никого мне, никого не жаль.

 Между ягод сети-паутинки,

 Гибких лоз стволы ещё тонки,

 Облака плывут, как льдинки, льдинки

 В ярких водах голубой реки.

 Солнце в небе. Солнце ярко светит.

 Уходи к волне про боль шептать.

 О, она наверное, ответит,

 А быть может, будет целовать.

                  6 января 1910

                  Киев

                  Подражание И.Ф. Анненскому

И с тобой, моей первой причудой,

Я простился. Чернела вода.

Просто молвила: «Я не забуду».

Я так странно поверил тогда.

Возникают, стираются лица,

Мил сегодня, а завтра далёк.

Отчего же на этой странице

Я когда-то загнул уголок?

И всегда открывается книга

В том же месте. Не знаю зачем!

Я люблю только радости мига

И цветы голубых хризантем.

О, сказавший, что сердце из камня,

Знал наверно: оно из огня...

Никогда не пойму, ты близка мне

Или только любила меня.

                                          Вере Ивановой-Шварсалон[MVV18]

Туманом лёгким парк наполнился,

И вспыхнул на воротах газ.

Мне только взгляд один запомнился

Незнающих, спокойных глаз.

Твоя печаль, для всех неявная,

Мне сразу сделалась близка,

И поняла ты, что отравная

И душная во мне тоска.

Я этот день люблю и праздную,

Приду, как только позовёшь.

Меня, и грешную и праздную,

Лишь ты одна не упрекнёшь.

                  Апрель 1911

                  * * *

Я живу, как кукушка в часах,

Не завидую птицам в лесах,

Заведут — и кукую.

Знаешь, долю такую

Лишь врагу

Пожелать я могу.

                  7 марта 1911

                  Царское Село

                  Похороны

Я места ищу для могилы.

Не знаешь ли, где светлей?

Так холодно в поле. Унылы

У моря груды камней.

А она привыкла к покою

И любит солнечный свет,

Я келью над ней построю,

Как дом наш на много лет.

Между окнами будет дверца,

Лампадку внутри зажжём,

Как будто тёмное сердце

Алым горит огнём.

Она бредила, знаешь, больная,

Про иной, про небесный край,

Но сказал монах, укоряя:

«Не для вас, не для грешных рай».

И тогда, побелев от боли,

Прошептала: «Уйду с тобой».

Вот одни мы теперь, на воле,

И у ног голубой прибой.

                  22 сентября 1911

                  Царское Село

                  Сад

Он весь сверкает и хрустит,

Обледенелый сад.

Ушедший от меня грустит,

Но нет пути назад.

И солнца бледный тусклый лик —

Лишь круглое окно;

Я тайно знаю, чей двойник

Приник к нему давно.

Здесь мой покой навеки взят

Предчувствием беды,

Сквозь тонкий лёд ещё сквозят

Вчерашние следы.

Склонился тусклый мёртвый лик

К немому сну полей,

И замирает острый крик

Отсталых журавлей.

                  Царское Село

                  Над водой

Стройный мальчик пастушок,

Видишь, я в бреду.

Помню плащ и посошок

На свою беду.

Если встану — упаду,

Дудочка поет: ду-ду!

Мы прощались, как во сне,

Я сказала: «Жду».

Он, смеясь, ответил мне:

«Встретимся в аду».

Если встану — упаду,

Дудочка поет: ду-ду!

О глубокая вода

В мельничном пруду,

Не от горя, от стыда

Я к тебе приду.

И без крика упаду,

А вдали звучит ду-ду.

                  Апрель 1911

                  * * *

Три раза пытать приходила.

Я с криком тоски просыпалась

И видела тонкие руки

И тёмный насмешливый рот.

«Ты с кем на заре целовалась,

Клялась, что погибнешь в разлуке,

И жгучую радость таила,

Рыдая у чёрных ворот?

Кого ты на смерть проводила,

Тот скоро, о, скоро умрёт».

Был голос как крик ястребиный,

Но странно на чей-то похожий.

Всё тело мое изгибалось,

Почувствовав смертную дрожь,

И плотная смерть паутины

Упала, окутала ложе...

О, ты не напрасно смеялась,

Моя непрощённая ложь!

                  16 февраля 1911

                  Царское Село

                              <Дополнения>

Сергей Судейкин. Портрет Ахматовой

                  * * *

На руке его много блестящих колец —

Покорённых им девичьих нежных сердец.

Там ликует алмаз, и мечтает опал,

И красивый рубин так причудливо ал.

Но на бледной руке нет кольца моего,

Никому, никогда не отдам я его.

Мне сковал его месяца луч золотой

И, во сне надевая, шепнул мне с мольбой:

«Сохрани этот дар, будь мечтою горда!»

Я кольца не отдам никому никогда.

                  Киев

                  * * *

Молюсь оконному лучу[MVV19]  —

Он бледен, тонок, прям.

Сегодня я с утра молчу,

А сердце — попалам.

На рукомойнике моём

Позеленела медь,

Но так играет луч на нём,

Что весело глядеть.

Такой невинный и простой

В вечерней тишине,

Но в этой храмине пустой

Он словно праздник золотой

И утешенье мне.

                  <1909>

                  Два стихотворения

Подушка уже горяча

С обеих сторон.

Вот и вторая свеча

Гаснет, и крик ворон

Становится всё слышней.

Я эту ночь не спала,

Поздно думать о сне…

Как нестерпимо бела

Штора на белом окне.

     Здравствуй!

Тот же голос, тот же взгляд,

Те же волосы льняные.

Всё, как год тому назад.

Сквозь стекло лучи дневные

Известь белых стен пестрят…

Свежих лилий аромат,

И слова твои простые.

                  <1909>

                  Читая «Гамлета»

У кладбища направо пылил пустырь,

А за ним голубела река.

Ты сказал мне: «Ну что ж, иди в монастырь

Или замуж за дурака…»

Принцы только такое всегда говорят,

Но я эту запомнила речь.

Пусть струится она сто веков подряд

Горностаевой мантией с плеч.

                  Киев

И как будто по ошибке

Я сказала: «Ты…»

Озарила тень улыбки

Милые черты.

От подобных оговорок

Всякий вспыхнет взор…

Я люблю тебя, как сорок

Ласковых сестёр.

                  * * *

И когда друг друга проклинали

В страсти, раскалённой добела,

Оба мы ещё не понимали,

Как земля для двух людей мала,

И что память яростная мучит,

Пытка сильных — огненный недуг!

И в ночи бездонной сердце учит

Спрашивать: о, где ушедший друг?

А когда сквозь волны фимиама

Хор гремит, ликуя и грозя,

Смотрят в душу строго и упрямо

Те же неизбежные глаза.

                  Первое возвращение

На землю саван тягостный возложен,

Торжественно гудят колокола,

И снова дух смятен и потревожен

Истомной скукой Царского Села.

Пять лет прошло. Здесь всё мертво и немо,

Как будто мира наступил конец.

Как навсегда исчерпанная тема,

В смертельном сне покоится дворец.

                  * * *

Я и плакала и каялась,

Хоть бы с неба грянул гром!

Сердце тёмное измаялось

В нежилом дому твоём.

Боль я знаю нестерпимую,

Стыд обратного пути…

Страшно, страшно к нелюбимому,

Страшно к тихому войти.

А склонюсь к нему, нарядная,

Ожерельями звеня,—

Только спросит: «Ненаглядная!

Где молилась за меня?»

                  Весна 1911

                  * * *

Меня покинул в новолунье

Мой  друг любимый. Ну так что ж!

Шутил: Канатная плясунья!

Как ты до мая доживёшь?»

Ему ответила, как брату,

Я, не ревнуя, не ропща,

Но не заменят мне утрату

Четыре новые плаща.

Пусть страшен путь мой, пусть опасен,

Ещё страшнее путь тоски…

Как мой китайский зонтик красен,

Натёрты мелом башмачки!

Оркестр весёлое играет,

И улыбаются уста.

Но сердце знает, сердце знает,

Что ложа пятая пуста!

                  Нобрь 1911

                  Царское Село

                  * * *

Мурка, не ходи, там сыч

На подушке вышит,

Мурка серый, не мурлычь,

Дедушка услышит.

Няня, не горит свеча,

И скребутся мыши.

Я боюсь того сыча,

Для чего он вышит?

                  1911 (?)

ИЗ ПЕРВОЙ ТЕТРАДИ

Отрывок

Всю ночь не давали заснуть,

Говорили тревожно, звонко,

Кто-то ехал в далёкий путь,

Увозил больного ребёнка,

А мать в полутёмных сенях

Ломала иссохшие пальцы

И долго искала впотьмах

Чистый чепчик и одеяльце…[MVV20]

                  Киев

Ночь моя — бред о тебе…

Ночь моя — бред о тебе,
День — равнодушное: пусть!
Я улыбнулась судьбе,
Мне посылающей грусть.

Тяжек вчерашний угар,
Скоро ли я догорю,
Кажется, этот пожар
Не превратится в зарю.

Долго ль мне биться в огне,
Дальнего тайно кляня?…
В страшной моей западне
Ты не увидишь меня.

1909

Киев

                  Из завещания Василька

А княгиня моя, где захочет жить,
Пусть будет ей вольная воля,
А мне из могилы за тем не следить,
Из могилы средь чистого поля.
Я ей завещаю всё серебро,
…

                  * * *

То ли я с тобой осталась,
То ли ты ушёл со мной,
Но оно не состоялось,
Разлученье, ангел мой!
И не вздох печали томной,
Не затейливый укор,
Мне внушает ужас тёмный
Твой спокойный ясный взор.

1909

Н. С. Гумилёву

Je n’aurai pas l’honneur sublime
De donner mon nom а l’abоme
Qui me servira de Tombeau.

Baudelaire[MVV21]

1

Пришли и сказали: «Умер твой брат [MVV22] »…
Не знаю, что это значит.
Как долго сегодня холодный закат
Над крестами лаврскими плачет.

И новое что-то в такой тишине
И недоброе проступает,
А то, что прежде пело во мне,
Томительно рыдает.

Брата из странствий вернуть могу,
Любимого брата найду я,
Я прошлое в доме моем берегу,
Над прошлым тайно колдуя.
…

2

«Брат! Дождалась я светлого дня.
В каких скитался ты странах?»
«Сестра, отвернись, не смотри на меня,
Эта грудь в кровавых ранах».

«Брат, эта грусть — как кинжал остра,
Отчего ты словно далёко?»
«Прости, о прости, моя сестра,
Ты будешь всегда одинока».

25 января 1910

Киев

Если в небе луна не бродит…

Если в небе луна не бродит,
А стынет — ночи печать…
Мёртвый мой муж приходит
Любовные письма читать.

В шкатулке резного дуба
Он помнит тайный замок,
Стучат по паркету грубо
Шаги закованных ног.

Сверяет часы свиданий
И подписей смутный узор.
Разве мало ему страданий,
Что вынес он до сих пор?

1910-е годы

В. Срезневской

Жрицами божественной бессмыслицы
Назвала нас дивная судьба,
Но я точно знаю — нам зачислятся
Бденья у позорного столба,
И свиданье с тем, кто издевается,
И любовь к тому, кто не позвал…
Посмотри туда — он начинается,
Наш кроваво-чёрный карнавал.

<1913>

Царское Село

На столике чай, печения сдобные…

На столике чай, печения сдобные,
В серебряной вазочке драже.
Подобрала ноги, села удобнее,
Равнодушно спросила: «Уже?»
Протянула руку. Мои губы дотронулись
До холодных гладких колец.
О будущей встрече мы не условились.
Я знал, что это конец.

9 ноября 1910
Киев

Старый портрет

А. А. Экстер[MVV23]

Сжала тебя золотистым овалом
Узкая, старая рама.
Негр за тобой с голубым опахалом,
Стройная белая дама.

Тонки по-девичьи нежные плечи,
Смотришь надменно-упрямо;
Тускло мерцают высокие свечи,
Словно в преддверии храма.

Возле на бронзовом столике цитра,
Роза в гранёном бокале…
В чьих это пальцах дрожала палитра,
В этом торжественном зале?

И для кого эти жуткие губы
Стали смертельной отравой?
Негр за тобою, нарядный и грубый,
Смотрит лукаво.

Осень 1910
Киев

Виктор Васнецов. Гамаюн — птица вещая. 1898

                  * * *

«Я смертельна для тех, кто нежен и юн.

Я птица печали. Я — Гамаюн.

Но тебя, сероглазый, не трону, иди.

Глаза я закрою, я крылья сложу на груди,

Чтоб, меня не заметив, ты верной дорогой пошёл.

Я замру, я умру, чтобы ты своё счастье нашёл…»

Так пел Гамаюн среди чёрных осенних ветвей,

Но путник свернул с осиянной дороги своей.

                  7 декабря 1910

                  Царское Село

Виктор Васнецов. Сирин и Алконост. Песнь радости и печали. 1896

                  * * *

Шелестит о прошлом старый дуб,
Лунный луч лениво протянулся.
Я твоих благословенных губ
Никогда мечтою не коснулся.

Бледный лоб чадрой лиловой сжат.
Ты со мною. Тихая, больная.
Пальцы холодеют и дрожат.
Тонкость рук твоих припоминая.

Я молчал так много тяжких лет.
Пытка встреч еще неотвратима.
Как давно я знаю твой ответ:
Я люблю и не была любима.

Февраль 1911

Снова со мной ты. О мальчик-игрушка…

Снова со мной ты. О мальчик-игрушка!
Буду ли нежной опять, как сестра?
В старых часах притаилась кукушка.
Выглянет скоро. И скажет: «Пора».

Чутко внимаю безумным рассказам.
Не научился ты только молчать.
Знаю, таким вот, как ты, сероглазым
Весело жить и легко умирать.

Март 1911
Царское Село

В углу старик, похожий на барана…

В углу старик, похожий на барана,
Внимательно читает «Фигаро».
В моей руке просохшее перо.
Идти домой ещё как будто рано.

Тебе велела я, чтоб ты ушёл.
Мне сразу всё глаза твои сказали…
Опилки густо устилают пол.
И пахнет спиртом в полукруглой зале.

И это юность. Светлая пора…
…………………………………
Да лучше б я повесилась вчера
Или под поезд бросилась сегодня.

Май-июнь 1911?
Конец 1950-х годов
Париж

* * *

Целый день провела у окошка

И томилась: «Скорей бы гроза».

Раз у дикой затравленной кошки

Я такие заметил глаза.

Верно тот, кого ждёшь, не вернётся,

И последние сроки прошли.

Душный зной, словно олово, льётся

От небес до иссохшей земли.

Ты тоской только сердце измучишь,

Глядя в серую тусклую мглу.

И мне кажется — вдруг замяучишь,

Изгибаясь на грязном полу.

Лето 1911

Слепнёво

И там колеблется камыш…

…
И там колеблется камыш
Под лёгкою рукой русалки.
Мы с ней смеёмся ввечеру
Над тем, что умерло, но было,
Но эту странную игру
Я так покорно полюбила…

После 13 июля ст. ст. до середины августа 1911
Слепнёво

В промежутки между грозами…

В промежутки между грозами,
Мрачной яркостью богатые,
Над притихшими берёзами
Облака стоят крылатые.
Чуть гроза на запад спрячется,
И настанет тишь чудесная,
А с востока снова катится
Колесница поднебесная.

1910-е годы
Слепнево
1961
Записала на Илью в Комарове

Исповедь

Умолк простивший мне грехи.
Лиловый сумрак гасит свечи,
И тёмная епитрахиль
Накрыла голову и плечи.

Не тот ли голос: «Дева! встань…»
Удары сердца чаще, чаще.
Прикосновение сквозь ткань
Руки, рассеянно крестящей.

1911
Царское Село

В лесу

Четыре алмаза — четыре глаза,

Два совиных, и два моих.

О, страшен. Страшен конец рассказа

О том, как умер мой жених

Лежу в траве я, густой и влажной,

Бессвязно-звонки мои слова,

А сверху смотрит такою важной,

Их чутко слушает сова.

Нас ели тесно обступили,

Над ними небо — чёрный квадрат.

Ты знаешь, знаешь, его убили,

Его убил мой старший брат —

Не на кровавом поединке

И не в сраженьи, не на войне,

А на пустынной лесной тропинке,

Когда влюблёный шёл ко мне.

<1911>

* * *

Словно тяжким огромным молотом

Раздробили слабую грудь.

Откупиться бы ярким золотом,—

Только раз, только раз отдохнуть!

Приподняться бы над подушками,

Снова видеть широкий пруд,

Снова видеть, как над верхушками

Сизых елей тучи плывут.

Всё приму я: боль и отчаянье,

Даже жалости остриё.

Только пыльный свой плащ раскаянья

Не клади на лицо моё!

Осень 1911

Одиночество

(Из Рильке)

О святое мое одиночество — ты!

И дни просторны, светлы и чисты,

Как проснувшийся утренний сад.

Одиночество! Зовам далёким не верь

И крепко держи золоту дверь,

Там, за нею, желанный ад.

1910

Царское Село

Из четверостиший

<Ф.К. Сологубу>

Твоя свирель над тихим миром пела,

И голос смерти тайно вторил ей,

А я, безвольная, томилась и пьянела

От сладостной жестокости твоей.

16 марта 1912

Царское Село

Забытое четверостишие

Глаза безумные твои
И ледяные речи,
И объяснение в любви
Ещё до первой встречи.

1909 (?)

Ко входу в Светлицу

К сундучку с книгами

К Анне Ахматовой