Юлия
Матонина
Стихи
и отрывки
Матонина
(Брагина) Юлия Вадимовна (1963–1988). Родилась в Пятигорске. Жила в
Архангельске и на Соловках. По призванию и образу жизни — поэт. Специального
образования не имела. Работала актёром в кукольном театре, дворником,
истопником. Стихи публиковались в периодической печати (газеты, журналы «Нева»,
«Аврора», «Север»), в коллективных сборниках «Молодой Ленинград», «Молодые
голоса Севера», «Сполохи», в авторском сборнике «Стихотворения».
Арифметика
жизни Юли Матониной проста: двадцать пять лет, десять классов образования, трое
детей, шесть лет соловецкого быта.
Жизнь
складывалась так, чтоб стихов не было, но они возникали из самой стихии Юлиной
жизни: не «благодаря», а «вопреки» обстоятельствам. Такие стихи трудно назвать
«литературой». Юля не сочиняла, а слушала и слышала строки в себе. Это возможно
при предельной искренности, Юля сознательно стремилась к преодолению себя, к
поступку, превращая повседневность в экстремальную ситуацию: через усложнение
простого и попытки понять сложное. Как поэт она альтернативна будням: до
неприличия эмоциональна, когда чувство глубокого самоудовлетворения усыпило
общество, необразованна среди всеобщего высшего образования, духовна среди
торжествующей бездуховности.
В её
лексике — тоска по «высокому штилю». В образах не видно вещества — слова.
Требуется усилие, чтобы рассмотреть и увидеть, из чего сделаны стихи, и
совершенно непонятно — каким образом: умения «работать» нет, а есть редкая для
современного человека цельность натуры.
Юля
считала, что искусство должно примирять противоречия людей, объединять их,
пробуждая «чувства добрые». В её судьбе история духовных мытарств поколения,
которому предстоит ещё и жизнь прожить, и поле перейти не один раз: яркие
иллюзии начала, раннее сознание обречённости, религиозные искания, понимание
семьи как истины и основы всего.
25.11.93
В.
Матонин
К этим
словам Василия Матонина нужно добавить только то, что 19 сентября 1988 года Юля
покончила с собой, повесилась на Соловках…
Муж Юли,
Василий Матонин, стал известным специалистом по культуре русского Поморья, а
ныне даже возглавил архангелогородскую писательскую организацию. У него
появилась ещё одна жена и ещё несколько детей. Судьба их с Юлей детей сложилась
непросто. Наверное, определенную роль сыграло здесь и «полуголодное соловецкое
детство». И унаследованные от матери черты неугомонного юлиного характера. В
2006 Виталий Матонин был арестован за распространение амфетамина и — как многие
считают несправедливо — приговорён к 10-летнему сроку, значительную часть
которого провёл в карцере. Бился головой о металлический сейф, вскрывал себе
вены. Вины своей так и не признал, хотя наркотики когда-то и в самом деле употреблял
Я не был
знаком с Юлей лично. Но впечатления от Соловков навсегда оказались для меня
связанными с её стихами, её трагическим и противоречивым образом.
Эта
публикация состоит из двух частей. В первой — материалы, которые поступили ко
мне непосредственно от Василия Матонина. Во второй — то, что удалось добыть из
других источников.
10.12.15
Михаил
Владимиров
I
* * *
Мой дневник
начинаю, чтобы не кончиться, и единственно, кому его посвящаю — своим детям;
быть может, поиски моей жизни пригодятся, и — дай Бог — продлятся ими...
Если хоть
что-то имеет смысл, то имеет смысл всё, и, напротив: бессмысленность одного
мгновенья, одной крупицы утверждает бессмысленность всего...
Хочу
остановить эту стремительную хаотичную жизнь, хочу поправить непоправимое, хочу
прекратить ошибки холода и эгоизма, передаваемые по наследству. Я с ужасом
обнаруживаю в себе злобу, обиду, эгоистическую с болью и желчью. Пытаюсь
обуздать себя: ведь жизнь такая короткая, и нам ничего не нужно, кроме любви, и
отдать, кроме неё нам нечего. Что значит моё происхождение: ошибка,
случайность? На мне всё поправится или усложнится до безумия...
* * *
Я чую
приближенье чуда.
Оно придёт
невесть откуда,
Ко мне
присядет на кровать
И спросит:
«Что теперь нам ждать?»
* * *
Приду,
откуда и не ждёте —
Из Вас
самих, из глубины,
И сами Вы
произнесёте
Слова, что
мною рождены.
* * *
Сегодня
праздничное воскресение. Вспыхнуло оконце искрой на заре. Дети шлёпают босиком,
я пеку им кекс, по радио поздравляют дорогих женщин, по коридору, спотыкаясь о
помойные вёдра, бродят хмельные мужчины.
Пью, боясь
расплескать, маленькими глотками, перебродившее вино одиночества. Не жалуюсь —
жалею...
Я не верю в
силу искусства: оно сильно для тех, кто его делает, а не для тех, кто его
потребляет. Возможно, я не права.
Я, кажется,
пережила саму себя. Зачем?! Моё механическое существование едва ли сделает
кого-то счастливым... Всю физическую работу я выполняла на духу. Теперь — по
инерции и по обязательствам перед жизнью своих детей...
А как живут
люди в городе? Неужели для того, чтобы не жить?! Соловки — это бегство?!
* * *
Для
меня моя дорога началась у моря: она скользила в сумрачном рассветном лесу.
Дорога — как судьба — она задана.
Я
не могла знать, что ожидало меня за первым её поворотом, но, едва вступив в
след, забытый кем-то на дороге, я почувствовала, куда, зачем, как ведёт она. Я
бежала из города, устав от заданности мест и форм жизни, и здесь повернула
налево, где ждал меня ромашковый луг.
В
первом луче солнца, как по длинному коридору, мне навстречу бежала девочка:
—
Тётенька, как Вы попали в цветок неба?
—
Я свернула с дороги, которая стала мне известна ещё в начале.
—
Тогда давай собирать мёд. Это значит, летать над цветочным лугом, сочинять про
него песни, или рисовать и дарить другим его радость.
Я
сняла свои туфли на каблуках, взяла ладонь девочки и полетела…
Устав,
девочка предложила пойти по правую сторону дороги.
Там
было крыльцо из старого дерева, а дома не было. На ступеньках сидела старушка,
похожая на птицу. В руках она держала зеркало.
—
Это озеро, возле которого я прожила жизнь. Я боюсь увидеть себя на дне, а мне
очень нужно увидеть хоть где-нибудь своё отражение. Вдруг я уже постарела и не
смогу пойти на бал ВЕЧНОСТИ, где меня ждёт ОН.
—
Смотритесь в мои глаза, — засмеялась девочка.
—
И в мои, — пожалела я старую женщину.
И
она посмотрела…
Невероятно,
но везде была Я: я, не узнавшая себя ни в прошлом, ни в будущем.
Была
ночь. Звёздная вечность стала эхом моей немоты. Немоты, которая раньше
сливалась с Вашей и струилась в землю, чтобы прорасти…
* * *
Во
мне встречаются
Две
ночи:
Ночь
белая и ночь луны,
Во
мне встречаются
Две
жизни,
Что
третьей жизнью стать должны.
Во
мне встречаются
Природа
с безумьем,
С
разумом — прогресс.
Во
мне все чаянья народа,
Во
мне его ошибок лес.
* * *
Дорога
в Вашу душу
Написана
в печали.
Иду,
боясь нарушить
Ваш
мир первоначальный.
Хочу
сквозь отраженье
Проникнуть,
открывая
Глубинное
движенье
Неведомого
края.
* * *
…
Если и тьма для человека — свет, то какова же тьма?
Скорбя
пониманьем,
Живу
без причины.
Люблю
содроганьем
Последней
рябины.
В
реальные сны
По
дороге терпенья,
Страшась
глубины,
Ухожу
в откровенье.
* * *
…Мы
ищем себя в известных формах. Но мы — каждый вновь рождающийся — новы. И понять
это, и открыть, что ты — новая мысль, новый оттенок жизни — это значит найти
себя.
* * *
Деревья
не рвутся
Бродить
по свету —
Деревья
уходят вглубь.
* * *
Пьянею
от боли и слёз. Причина? — Сон наяву. Тема — человек, убегающий от поводка.
Глоток свободы — и снова ловушка, и снова борьба до победы или смерти… Или вот
ещё одно видение: я бегу по лесу. Внезапно оглянувшись, вижу, что вокруг не
деревья, а идолы, обступающие со всех сторон. Я в отчаянии ударяю кулаком по их
головам. Они же улыбаются, гримасничают и подступают ближе, ближе. Я ударяю ещё
раз, из последних сил, и они обагряются моей кровью. И через пелену боли,
сжимая зубы, я вижу, что это уже толпа людей, что мы на площади, и начинается
праздник.
* * *
Среди
репродукций и мёртвых подделок
Я
подлинник Ваш отыщу.
* * *
Стезя
дождя —
Прозрачная
кривая.
Опавший
лист
Кружится,
повторяя
Стезю
дождя
И
вздохов тяжкий путь.
* * *
Ожидание
— это действие, стремление, шаг навстречу.
* * *
Всё
лучшее рождается и расцветает не благодаря, а вопреки.
* * *
Закон
морской поверхности: скрыть глубину отражением. Мы зачастую общаемся с
собственным отражением, придавая ему сопутствующее нам настроение. Своим
отражением мы закрываем себе глубину другого мира. Особенно, если наш
собеседник открыт, как поверхность морская.
* * *
Мы
живы, теплы, а иногда и горячи лирикой. Лирика — сок жизни, её кровь. Есть ещё
смех, но он — щит и меч. Было трудно: штормовые ветра сбивали с ног, и они были
не только с моря. А мне нравилась жизнь, которая не втискивалась в мои
предыдущие строки, а оглушала немотой в поисках нового выражения себя.
Искусство — это, прежде всего труд сердца, совершение поступков, построение
своей биографии. Мне была честь, а я подумала — участь.
* * *
Хочу
жить у моря. Ищу уединенья. Работать могу хоть кем, лишь бы вставать на
рассвете и видеть МОРЕ. Необходима ВЕРА, необходимо, чтобы великое было рядом.
Хотелось бы многое написать. Кажется, смогла бы…
Детский.
Хотела
собака
Чего-то
сказать
И
лаяла до хрипоты.
А
я ту собаку
Пыталась
понять —
И
слушала до глухоты.
Уставился
сумрак
В
мой мрак фонарём,
Влюблённым
до слепоты.
А
я грела сердце
Над
звёздным огнём,
До
вечной сгорев мерзлоты.
Хотел
по-читатель
Учёнее
стать,
Но,
встретившись с этим стихом,
Он
понял, что жизнь свою
Надо
менять,
Что
дело не в этом, а в том…
* * *
О сложности и простоте
Всё,
что сложно,
Скажем
— ложно
И
наоборот:
Простота
коровки божьей
Ложью
отдаёт.
Компромисс
тут невозможен —
Простоватых
нет.
Стих
простой, но он тревожит:
Сложноват
предмет!
* * *
Вы,
смотрящий сквозь очки,
Сквозь
меня и через стену,
Вы,
смотрящий сквозь века,
Вы
— боитесь сквозняка,
Наверно…
* * *
Когда
же ты поймёшь,
Что
будущего нет?
Уже
так много лет
Ты
сжёг под солнцем!
Остался
у тебя один рассвет,
Один
закат, один глоток на донце.
Но
ты опять уходишь в прошлый день,
Опять
мечте протягиваешь руки,
Со
мною составляя только тень
И
сердца угасающие звуки.
* * *
Когда
дочери стало не в мочь,
Родила
она дочь.
Когда
дочери дочери
Стало не в
мочь,
Родила она
дочь.
Ах, эта
тёмная ночь,
Бесконечная
ночь!
Вечная
рифма для женщины:
Спи, моя
дочь…
* * *
…Всегда
знаю одно, а верю в другое, и сила веры рушит даже самые прочные логические
построения.
* * *
Меня
река учила речи,
Вальсировать
— последний лист,
Терпению
— январский вечер,
Тоскливой
ноте — ветра свист.
Змеистый
путь, рассветы жаля,
Учил,
что возвращенья нет,
А
радости учил, сияя,
Цветов
несорванных букет.
* * *
Как
по синему бездонышку
В
сон катилось красно солнышко.
Спелой
ягодой катилося,
За
былинку зацепилося.
Я
сорвать пыталась ягоду,
Мне
другую и не надо бы.
Да
её ни дать, ни взять рукой:
За
судьбой она растёт рекой.
* * *
Утопает
наш островок в белом безмолвии моря, неба, снега. Перекатываюсь я чёрной точкой
по поверхности, сохраняя в себе лишь тайну двух глубин: начала и конца…
Бесконечность
Вселенной сообщила мне о бесконечности жизни: кончается одна Вселенная —
начинается другая. Я выхожу за все пределы — и беспредельность нахожу.
* * *
Летом
я живу, словно стихи пишу: от того, что бумага чиста, душа легка и прозрачна,
как Белое море… Писание стихов — вычёркивание лишних слов из повествования о
проходящей жизни.
* * *
Не
привыкну к этой с детства запутывающей жизнь закономерности, когда желания,
потревоженные даже мысленно, сбываются позже. А я, желающая больше, чем
живущая, остаюсь с носом, правда, с оптимистически вздёрнутым.
* * *
«НЕ»
с глаголами пишется раздельно, и, чем дальше, тем лучше. Значит, пишется! Если
не самоусложнять жизнь, не могу писать…
* * *
РЕКА-РЕЧЕНЬКА-РЕЧЬ.
Не я очеловечиваю реку, а она меня.
* * *
Если
бы я была художником, я бы так написала состояние своей души: развалины старого
храма, где уцелела лишь оконная рама, сверкающая росой и осколками стёкол, и
звёздное небо, хлынувшее в бывшее окно, и застрявшую луну в облезлой раме, и
травы, подступающие к горлу, и эхо в ночи, и крик о спасении.
II
* * *
Полотняною
тряпицей
Сумерки
завесила.
Буду жить
теперь в светлице:
Может,
станет весело?
Полотняная
тряпица
Птицей
красной вышита.
Сердце в
сумерках томится.
Как же это
вышло-то?
Полотняная
тряпица.
Крестики по
краю.
С счастьем
не могу ужиться —
Сама
вышиваю.
Полотняная
тряпица.
Встану
утром рано.
Занавеска
пригодится
На чужие
раны.
Полотняная
тряпица —
Полотно
дорожное.
Сердце в
полночи стучится,
Песней
растревожено.
* * *
Изба над
озером в тумане
Летит, как
карбас на волне.
Притихла
ночь. Поют славяне.
Их песня
тонет в глубине.
Та песня на
заре сложилась,
Соединяя
всех певцов,
И
солнце-рыба засветилось
В сетях
разбуженных лесов.
* * *
Туман седой
Над стайкой
фонарей
Заботливой
наседкой оказался.
Я заглянула
под его крыло —
Цыплята жёлтые
Мне
бросились навстречу.
* * *
Напоролось
солнце на купол
И рассыпало
позолоту.
* * *
Влажные
февральские глаза.
На лицо
зимы легла морщина —
Треснул
лед. Весёлая слеза
Брызнула из
ветки.
Верба.
Солнце.
* * *
Голуби
булькают,
Словно
капель проглотили.
Солнце —
рыба
Бьётся в
сетях тюлевых.
Руки, как
ветки,
А вены
набухшие — почки:
Брызнули
листья,
Когда
поздоровались мы.
* * *
В сердце
гнездится
Большая
птица.
Клювом
стучится в грудь.
Зёрна
печали
Клюёт с
ресницы,
К радости
знает путь.
* * *
Я помню
лики святых.
Я храню те
цветы.
Ваши
нервные руки помню.
Стук сердец
в куполах,
Перед
вечностью страх
И разлуку в
дождях помню.
* * *
Только звёзды
слышали мой плач.
Я,
уткнувшись в небо,
Горько
плакала.
* * *
Первый снег
растает,
И второй, и
третий.
Как весна
настанет,
Мы и не
заметим.
Первый раз
простим мы,
И второй, и
третий.
Что давно
простились,
Мы и не
заметим.
* * *
В снежном
кружении —
Крушение
Осени ярких
иллюзий,
Исчезновение
былого
Под
белизной на дороге.
Грусти
последняя капля
В
остроконечной сосульке,
И, словно
белая цапля,
Женщина в
замкнутом круге.
* * *
Я верна
словам —
Не верна
себе
Золото
раздам —
Выйду в
серебре.
Гляну на
заре —
Всё, как
есть, в снегу.
Зябко во
дворе —
За водой
бегу.
* * *
Мне казался
до неба тополь,
Двор — в
полмира, любимый — Бог.
А теперь всё
во мне. И только
Тополь,
двор, человек одинок.
* * *
В чёрной
ночи
Звёзд
многоточие,
Страх, надежды,
Луна и
прочее.
В белой
ночи
Стена,
стенание,
Пустошь
райская,
Ад
сознания.
* * *
Вплеталось
солнце в купола, как лента.
Чтоб
монастырь не разбудить уснувший,
Шептало
солнце о прошедшем лете,
Целуя след,
оставленный на суше.
* * *
Пятно
крылатое в ночи —
Душа,
зовущая в пространство,
В день, где
гнездится постоянство,
И сердце
матери стучит.
Озеро
Озеро
дышит.
Холодное
утро
Сосновой
иголкой
Туман
вышивает
На глади
озёрной
Из капель
дыханья,
Чтоб все
рыбаки
На заре
заблудились.
У озера Святого
Чёрный
ворон в рясе перьев
Исповедал
мою осень,
Где берёзка
— нерв мой тонкий,
Обнажившись,
прозвенела.
За грехи я
расплатилась
Облетевшею
листвою,
Помолилась
за любимых
И за всё
мне дорогое.
Причастилась
из озёрка,
Там, где
кони причащались,
Там, где
птицы отражались,
Я узнала
вкус заката.
О живой воде
Я посеяла
следы —
Выросла
дорога.
Там, где
близко до беды,
Близко и до
Бога.
Я по кромке
льда прошла
За живой
водицей,
Зачерпнула,
как могла,
Жаждущим
напиться.
Напоила
горе я
Солоной
слезою,
Напоила
пьяного
Песнею —
тоскою,
Напоила
потом я
Садик, что
садила.
Наливала мёртвому,
Да не
воскресила.
* * *
Капля
свисает с листа,
В ней
отражается солнце.
Ветер проснулся
в ветвях —
Солнце
обрушилось в травы.
* * *
Душистое
небо теснится в росе,
Примятой
травой силуэт обозначен.
Поговорка
«С лица
воды не пить»,
А я пила
однажды.
Проснувшись
поутру,
Я к озеру
пошла.
Смывая сон
и соль,
И, утоляя
жажду,
Увидела на
дне,
Что раньше
не могла.
Там, возле
камня лба,
Две
изумрудных рыбки
Смотрели на
меня
С
прозрачною тоской.
Немая рыба
рта
Вздыхала об
улыбке,
А нос
курносый мой
Ракушкой
был витой.
Но воду я
пила.
Она теперь
горчила.
Горчила не
на вкус —
На мой смешливый
взгляд.
И только,
уходя,
Я зеркало
разбила.
«С лица
воды не пить?» —
Неверно
говорят!
* * *
Солёных
поцелуев горсть — лови!
На палубе
сверкают они в россыпи.
А за бортом
глядят глаза твои,
И солнце
бродит в них кошачьей поступью.
* * *
Небо
склонилось низко.
Прямо над
нашим садом.
Будет
гроза. Ирисы
Сорваны для
меня.
Но мне их,
увы, не надо.
Я предпочла
бы розы.
В розах
истома сада
И ожидание
гроз.
Колыбельная сыну
Как родился
я
Утром
раненько,
Завернула
меня
Моя
маменька
В одеялко
да лоскутное,
Так и вышла
жизнь беспутная.
То зелёная,
то красная,
То синяя,
цветастая,
А на чёрный
цвет
И спросу
нет,
А на белый
цвет
И от вздоха
след.
Ой, как
завтра мне
Хворать-помирать,
Вы скорей
меня
Убирать-зарывать,
А как стану
я
Перед сном
роптать,
Перед
вечным сном
Приговаривать:
Вы не
спрячете меня
В землю чёрную,
Прорасту я
травою
Зелёною.
Моя кровь
замрёт
Алой
ягодой,
А любовь
взойдёт
Яркой
радугой.
А под
радугой
Будет рад
другой.
Стихи Сергею Морозову
Когда в
море шторм, все рыбы уходят на глубину, чтобы их на берег не вынесло. У
Морозова на окнах вздрагивают занавески, словно паруса под ветром, а нос у
него, словно киль. Книги на столе похожи на засохшие растения, а чайник...
Чайник
алюминевый, я знаю
Человека
одного, как Вы.
Он в себе,
что может, отражает,
Искажая с
ног до головы.
* * *
Вы вошли в
тёмно-синем
И длинный,
как дождь,
Чтобы стать
тем,
Каким я Вас
знаю.
Я не в
силах сдержать
Откровенную
ложь,
Что без Вас
я совсем не такая.
* * *
Я к Вам
пришла, чтоб осень разделить,
Молчания
отпить из белой чашки,
Осиных
листьев письма о вчерашнем
Я принесла,
чтоб на столе забыть.
* * *
Подморозило.
Морозов
Топит печь
и ждет весны.
Мне смешно,
но я серьезна,
Вы
серьезны, но смешны.
Я пошла,
куда не знаю.
Я открыла
вашу дверь.
Тот, кто
много понимает,
Не поймет
меня теперь.
* * *
Синяя
льётся небыль...
Нынче
смеюсь навзрыд,
Пью из
ладоней небо
С пылью
из-под копыт.
Скоро луна
мне точкой
Глянет в
конце строки.
Жду
приближенья ночи
Из-под
крыла руки.
Сбегая по Среднекисловскому
переулку
По асфальту
наклонному,
Мимо
старого клёна,
Я сбегала,
смеясь,
В переулок
влюблённая,
И,
раскинувши руки,
Превращала
их в крылья.
А над тем
переулком
Звуки
музыки плыли.
Эти звуки
рождались
В доме, с
деревом смежным,
И, прохожих
стесняясь,
Были робки
и нежны.
Удивлённо
из окон
Глядели
разини.
Переулок
был — сказкой,
Я —
крылатой богиней.
* * *
Липкие
рожицы
Листьев
весенних
Хитро
смеются,
Играя на
солнце.
Тонкая
кожица
Облака
спелого
Рвётся...
И небо
стекает с деревьев.
О сорокалетии
Сорок лет —
две жизни кошки.
Сорок —
молодость слона.
Сорок — это
так прекрасно!
Сорок раз
была весна.
А потом —
ещё плюс сорок,
И ещё плюс
миллион...
Человек
рождён жить вечно,
Он не кошка
и не слон.
* * *
Я держу
твою ладонь
Бережно,
На двоих
руках едва
Удерживая.
Я смотрю
тебе в глаза
С
нежностью,
Мне не надо
говорить
О верности.
Мне не надо
клясться в
Чувствах
искренних —
Для меня ты
всё равно
Ближе всех.
Называешь
эту жизнь
Сказкою,
Превращая
грубый мир
В ласковый.
И в ладонях
— намозоленных,
Сильных,
Ты несёшь
мне радость всю
Милый!
Морю
Солёных
поцелуев гроздь — лови!
На палубе
они играют россыпью...
А на меня
глядят глаза твои,
И солнце
бродит в них кошачьей поступью.
Мокрый асфальт
В мокром
асфальте —
Свет
фонарей,
Музыка
Вашего шага.
В мокром
асфальте —
Разлука
теней,
В нём же —
колёс передряга.
* * *
Белая моя
бабочка,
Душа моя в
сонной чаще,
Улететь
хотела, неловкая,
В
проводах-паутине запуталась
И повисла
над людной площадью...
* * *
Ты слышишь
меня, Человек?
Или —
вокруг безмолвствуют
Красивые
иконы?
И — голос
бьётся об их равнодушные лики?
Вы можете
обвинять меня в чём угодно,
Но — пытать
молчанием?!
Я прошу вас
— поговорите со мной...
Немного о демонах
По мокрой
дороге,
По камням,
По лужам,
Шёл демон
печальный,
Забыт и
ненужен.
Он кашлял в
ладошку
И, нос
утирая,
Печально
взирал
На дома и
трамваи.
* * *
За окном
шумят тополя.
Под
настольной лампой — тетрадь.
На
подставке чёрной Земля,
Но по ней
нельзя убежать.
Я веду
рукой по морям.
Я учу
названия стран.
Я крадусь
тихонько к дверям
И бегу в
открытое «ТАМ»...
Стихотворение — воспарение
Вот тебе
моя рука,
Вот тебе
моё перо.
Засучи,
Пьеро, рукав,
За моё
держись крыло.
Жизнь и
смерть — берега,
Посерёдке —
река.
Вот тебе
моя рука,
Наша доля
нелегка.
Глянь, под
нами — вода.
Отраженье —
мечта.
Плачь,
Пьеро, на пиру,
Всем раздай
по перу.
Осенняя мысль
Среди всех
листьев
Каждый лист
— один.
Их держит
дерево,
А солнце их
питает.
И лист
тоскует,
Если
опадает,
О дереве,
Завидуя
другим.
И на толпу,
Где вместе
делят смех,
Где в
тесноте
Отдавливают
ноги,
Он упадёт,
Объединяя
всех
Осенней
мыслью:
«Как мы
одиноки»...
Об одиночестве
...Теперь
влечёт уже не даль, а глубь —
Чем глубже
корни, тем вершины выше.
Движенье
крыльев, как движенье губ,
Понятно и
тогда, когда неслышно.
Стучит
висок, как механизм часов —
Я пропускаю
бешеное время
Через себя
и через фильтры слов,
Чтобы
очистить от своих сомнений.
Под солнцем
Ромашковый
холм под солнцем.
В небо
уткнувшись,
Я, Ты и
ромашки
Летим на
Земле вокруг солнца.
Во рту
корешок былинки,
И горечь во
мне и сладость,
И быль эта
сказка и радость —
К Земле
щекой прижиматься.
И Ты, в
цвет коры сосновой,
Одной рукой
держишь Землю,
Другой —
меня обнимаешь.
О свободе
Вольный
волен и в темнице,
Где, в
молчании своём,
Он взлетает
выше птицы
Над нелепым
бытиём.
А пленённым
от рожденья
Беспричинной
суетой
Нет
надёжней утешенья
Жить под
волею чужой!
* * *
Легко
очистить спелый апельсин
И умирать
легко, когда живой.
Под высшим
напряжением всех сил
Легко
понять себя: кто ты такой.
Легко
взлетать, когда не чуешь ног,
Остаться
чистым даже без воды.
Легко со
всеми, если одинок,
И трудно за
пределом немоты.
* * *
Бег по
длинному коридору
До луча,
проникшего в двери,
По некрашеным
половицам,
По
сходящимся параллелям.
Окрик, эхо,
сверчка стенанье,
Перекошенных
стен угроза,
Силуэтов,
картин мельканье,
Запах чуда
и терпкость прозы.
Вот он —
лучик надежды пыльный!
Только
двери бы не закрыли.
Неотлучная
шепчет память:
«А за
дверью ты будешь плакать».
Следы
Возле
Белого моря
Нет наших
следов —
Все их
смыло солёной водой.
Нет в
приморском лесу
В
прошлогодней траве —
Видно,
вымерзли этой зимой.
Нет их в
городе том,
Где и быть
не могло,
А случайные
— смыло дождём.
Так чего ж
я ищу,
Раз
бесследно живём? —
Лишь стихи
обо мне и о нём.
* * *
В брызгах
из-под колёс машины,
Ветром
встреченный и пронзённый,
Обвиняемый,
но безвинный —
Человек,
родившийся в сером.
В сером
камне высоких зданий,
В серых
тучах, в круговороте,
В
тротуарах,
На эшафоте
Суеты,
металлов, безверья...
* * *
Я понимаю —
ветер.
Слышу:
стучат. Это дождь.
Я ожидаю и
верю,
Зная, что
не придёшь.
Жду я тебя
сильнее,
Чем всех
ветров напор.
Ты не
преодолеешь —
И обойдёшь
мой двор.
* * *
Вы много
потеряли,
Чтоб найти
Всё то, что
вы имели
Постоянно.
Вы — облако
Осеннего
тумана,
И я не
знаю,
Как от вас
уйти.
Доброе утро
Спинки
кошачьей изгиб,
Томное
солнце заглянет,
Зажмурит
кошачьи глазки
И в блюдце
лизнет молоко.
Дрожит в
потолке отраженье,
И чайник с
утра закипает,
И в облаке
пара витает
Хозяйка
домашним божком.
Вставайте,
засони, вставайте!
Зачем суета
в сновиденьях?
Окончив
полёты ночные,
Вершите
подъёма обряд.
Вас всех
ожидают вершины.
Какие — вы
сами решите.
Любое
начало — с рассвета,
Вставайте
же, вам говорят
Мой дождь
Дождина,
такой детина —
Разрыдался...
Радугой
утирался,
Юбкой моей
и маечкой.
И у
деревьев на пальчиках
Развесил
мокрые глазки.
Дождичек ты
мой ясный,
Лужи твои
улыбками
Растеклись
по лицу земли.
Дождь,
плакальщик вечный,
Других
научил смеяться...
* * *
Вы,
конечно, помните —
У моря мы,
Белых птиц,
распятых на волне,
Солнца луч,
нанизывая волны,
Исчезает в
нервной глубине,
Чёрный
камень...
Бледная,
как пена,
Я иду за
Вами по следам.
Всё
сплелось — глаза и руки,
Вены,
водоросли, небо и вода.
Плачут руки
Вижу я —
плачут руки
От своего
бессилия.
Брызнув из
сетки, солнцами
Падают
апельсины.
Губы в
улыбке корчатся —
Только это
напрасно.
Плачь же,
плачь, если хочется,
Ни к чему
притворяться.
Этой
улыбкой мастерски
Ты
прикрываешь муки —
Только не
получается.
Ты позабыл
про руки.
* * *
Замело. Завьюжило.
Зябну.
Пропадаю в
кружевах
Снежных.
Надо мною
смеются:
«Ах,
зяблик!»
А я самый
сильный.
Я — нежный.
А пурга
раскурила трубки,
Словно
ведьма
Дымит в
небо.
Поклоняются
печке гномы —
А у нежных
своя вера.
Наверх
Не в мечтах
и не в памяти,
А в
сегодняшнем дне
Я была и
внимательной
И
счастливой вдвойне.
Босиком
танцевала,
Застилала
кровать,
Окна настежь
открыла,
Стала пол
подметать.
Говорила с
вещами,
Что вещали:
«Мир тлен!»
Горевала с
цветами,
Попавшими в
плен.
Бессловесное
пение
Пролила над
плитой
И, играя
мгновеньями,
Шла за
водой.
Разглядела
дыхание
Беспородной
травы,
Истекла
синевою,
Не подняв
головы,
Истекла —
как дорога,
Деревья,
дома,
Растворившись
во всём, я
Стала небом
сама.
* * *
Был плач по
тебе
Над моею
дорогой,
Лил дождь о
тебе
Над сосною
высокой,
По платью
стекали
Прозрачные
струи,
Дождливые
струны
Затронув во
мне...
* * *
Меня бы не
было без вас —
Без любящих
и без любимых.
В моих глазах
блеск ваших глаз,
В движеньях
— память ваших линий.
Мой голос —
стая голосов.
Мой путь
решили наши встречи.
Спасибо
любящим — за всё.
Любимым —
за один лишь вечер
Снег
Как не
устанет покрывать
Всю нашу
серость это небо!
По
свежевыпавшему снегу
Мы
продолжаем путь опять.
Но
бесконечен горизонт,
Где мы —
наследники — бесследны.
Там
остроклювый месяц бледный
Рябину
вечную клюёт...
Тоска
Я хожу по
берегу,
А там такие
волны,
А там такие
травы,
Такая
синева...
Вот метнусь
я с берега
В волны
белогривые,
В травы
паутинные,
В небо под
водой.
Весна
Влажные
февральские глаза.
На лицо
зимы
Легла
морщинка —
Треснул
лёд.
Пушистая
слеза
Брызнула из
ветки:
Верба.
Солнце.
Замёрзшая весна
Тучи
нависли,
Сгорбился
город,
Снег
закружил в полусне.
Редкий
прохожий
Бодро
шагает
В этой
замёрзшей весне.
Чем-то
похожа
Она на
усталость,
Негой
окутанный сон...
Белые чайки
Летают над
снегом,
Пахнущим
первым листом.
* * *
Туман седой
Над стайкой
фонарей
Заботливой
наседкой оказался.
Я заглянула
под его крыло —
Цыплята
жёлтые мне бросились навстречу.
Кони
Бродили
кони по небу.
Оно дремало
в озере.
Копытами на
облако
Так чудно
наступать.
И кони были
птицами,
Большие и
серьёзные,
Они почти
поверили,
Что так
легко — летать.
* * *
Весна
наступит для того,
Кто зиму
пережить сумеет,
Кто солнца
луч в душе имеет
Среди
морозов и снегов.
Весна
наступит для того,
Кто ждёт её
вне всех сомнений,
Кого
подснежника цветенье
Спасёт от
ледяных оков.
Домик
Из-под
снега пухлолицый
Глянул
лунами домишко...
Раздышался...
Лижет звёзды,
Дымный
высунув язык.
Ночь
спустилась, чёрной кошкой
Разлеглась
на снежной крыше.
Видит, как
стучит в окошко
Заплутавший
снеговик.
В доме —
печь.
В доме речь
Половиц
простуженных.
Дверь
откроется, урча —
Приходите
без ключа,
Вместе
будем ужинать.
* * *
Ты — отчаянье
моё,
Чайка
белая.
Были б
крылья у меня —
Улетела б
я,
Посмотрела
с высоты:
Есть ли
берег у беды?
Мой
любимый, где же ты,
Может,
видно с высоты?
Буря
Ветхий дом.
Буянит море.
Вы не
выйдете на берег.
Поднялись
на море волны,
Ветер в
окна — стёкла в брызги.
Выйду — в
дом ворвалась буря,
От неё не
схорониться.
Небо
пухлыми губами
Море в
брызги расцелует.
Вышла. Сзади
рухнул дом мой,
Будто вовсе
не бывало,
И меня
расцеловала
Первая
волна до боли.
Фаталист
Фаталист —
осенний лист.
Зябнут
тополя...
Повторяется
круиз
Мёртвая
петля.
Но, не
глядя на ковёр
Из листвы и
сна,
Лист
последний шепчет вздор,
Что придёт
Весна.
* * *
Я летела.
Вы спали.
Пальцы
длинные стали,
Как косяк
птичьих крыл...
Нет, не сон
это был.
* * *
В траве
осенней
Одуванчик
последний
Проснулся,
потянулся к лучу —
Жить хочу!
Болею
Жар. Смотрю
на потолок:
Там две
трещины.
Меч
Дамоклов.
Птицы клюв.
Профиль
женщины.
Вязнет в
воздухе густом
Слово
липкое:
Поверните
профиль в фас
С
улыбкою...
Клюв
безмолвен.
Меч висит.
Невезение...
Век тяжёлых
пелена
Мне
спасение.
Первое сентября
Словно
кляксы
Фиолетовые
астры.
Нынче осень
—
А вчера был
август.
Солнца луч
Цветов
услышал просьбу
Стать теплей
—
Пусть
завтра будет осень.
Осень
Качался
ветер на ветвях,
Спадал в
чешуйках хвост
И тёплым
золотом дрожал
Среди нагих
берёз.
Свидание зимой
Седьмое. Вечер.
По аллеям —
ветер.
По январю
снега, метут снега.
Седьмое.
Встреча.
Я иду на
Млечный,
На звёздный
путь.
Но с неба —
лишь снега...
Не надо
«Не роняйте
апельсины в снег —
Им там
холодно!»
Но ты меня
не слышишь.
И лежат три
солнца на снегу,
И от холода
их тело в пупырышках.
Мы
Сейчас
только пьяный кричит о душе,
А нам всё
смешно и постыло уже.
Мы рано
стареем и поздно взрослеем,
Мы многое
знаем и мало умеем.
Мы плачем
однажды, проснувшись в ночи,
Когда нас
весною разбудят грачи.
Мы любим,
стыдясь, и тоскуем рекламно.
Кто
счастлив — дурак, кто ликует — подавно.
Наш смех
ироничен, обычен цинизм —
И я оциняю
такой катаклизм!
* * *
На моей
ладони
Капельки
дождя.
Может, это
кони
Плачут,
уходя?
Белые их
гривы
По небу
летят.
В сердце
бьют копыта
Синих
жеребят.
* * *
У окна,
открытого настежь,
Ты сидишь
и, наверное, гладишь
Нашу чёрную
кошку.
А кошка
Лапу лижет,
Гостей
намывает...
Не идут, не
стучатся гости.
Только
песню мурлычет кошка —
Как нужна в
этом мире нежность
Для неё и
её хозяйки...
* * *
Я узнала по
дыханью
За моей
спиной —
Это ты ко мне
вернулся,
Человек
родной.
Обернулась.
Лес, пылая,
Руки
распростёр.
Брошен тот,
кого ждала я
В осени
костёр.
* * *
Остановить
паденье невозможно,
Вернуть
листок на ветку не могу.
Его вложила
в книгу осторожно —
Не жизнь
его, так память сберегу.
* * *
Вновь Весна
пришла. Было весело.
Ну, а к
ночи случилась беда:
Где могла
сосулька повесилась.
Повесилась
ледяная вода.
А когда,
тишиной разбужена,
В небо
выглянула Луна,
Обнаружила
всюду кружево
Из
прозрачного полотна.
На рассвете
Выстрел
крика поранил рассвет —
Эхо
вздрогнуло где-то во мне.
Убежать бы
за тысячу лет,
Схорониться
в сказочном сне.
Но не жить
мне без наших тревог,
Мой
родитель — смятения век.
Я —
трагедии сказанный слог,
Болью
выброшенный на снег.
* * *
На столе
неваляшка-клоун
С ног не
валится день-деньской.
Всё
пытается звоном справиться
С
человеческою тоской.
Паденье
Хочу
взлететь с обрыва ввысь,
Но по
закону прегрешенья
Я падаю не
ввысь, а вниз,
Где небо —
только отраженье.
Быть может,
стану в том краю
Я рыбою или
растеньем
И оправдаю
жизнь мою,
Которая
была паденьем.
* * *
Я узнала
сегодня
Мудрость
чёрного цвета,
Не жалея
впервые
Краткость
белого света.
Все надежды
земные,
Блеск,
мерцанье, просветы —
Это зов,
уводящий
В мудрость
чёрного цвета.
|
|